Доктор Дорн неподвижно лежал на больничной койке, укрывшись одеялом по самый подбородок. Казалось, он спал. Глаза его были закрыты, бледное лицо застыло бесстрастной маской. Его  острый нос, обычно бодро вздернутый наподобие носа корабля, штурмующего океан, сейчас на осунувшемся лице походил на скальный утес во время отлива. Нордик осторожно подошел к кровати больного, боясь его потревожить, сел на стоящий рядом стул. Он смотрел на лицо ученого и задавал себе  вновь и вновь один и тот же вопрос – как такое могло случиться? Как аккуратист и педант Дорн мог в полной прострации выйти на середину улицы и попасть под колеса автомобиля? Нордик не находил ответа. Он вспоминал идеальные стопки документов на столе профессора, его сверкающие туфли и сияющий белизной халат, стройные ряды аппаратуры, выверенные до миллиметра, и повторял себе, что такое могло случиться с кем угодно, только не с Дорном.

Доктор Дорн был научным руководителем Нордика. Учреждение, в котором они работали, занималось модификацией продуктов питания. Генетические изменения, вносимые в хромосомный набор овощей и зерновых культур, повышали их урожайность, стойкость к изменениям погоды и вредителям. Дорн и Нордик изучали влияние генетически измененных продуктов на геном млекопитающих и человека.

Голова больного чуть шевельнулась, ресницы вздрогнули. Дорн открыл глаза. Его взгляд побродил по потолку, по стенам, спустился вниз и остановился на Нордике. Глаза профессора потеплели, губы чуть раздвинулись в улыбке. Из-под одеяла показалась слабая рука. Нордик положил на нее свою руку.

- Как вы, Ойре? – спросил он, наклоняясь вперед.

Дорн закивал головой, давая понять, что все хорошо, и вдруг быстро заговорил лихорадочным шепотом. Нордику пришлось еще ниже склониться над кроватью.

- Слушай меня, Пал, - шептал больной, - это все подстроено, авария подстроена. Меня хотят нейтрализовать. Я подобрался к их тайне, - Дорн говорил быстро и невнятно. Он словно боялся, что может не успеть сказать главное.

- Чья тайна, кто подстроил? – переспросил Нордик.

- Они, хозяева. Я нашел паутину. Они все контролируют. Они повсюду. Мы все в паутине…. В моем компьютере…. Они уже там побывали…. Тетрадь! Мои записи, черновики…. Глобус, птицы. Два аиста летят…. Найди, спрячь, не давай им! – Его глаза сделались испуганными. Он тяжело задышал, задвигался, пытаясь сбросить одеяло. В палату вошли врач и медсестра и попросили Нордика удалиться.

Нордик медленно шел по набережной, подавленный и опустошенный, не видя ничего вокруг. Мрачная палата, вид больного профессора, его бледное худое лицо, безумные глаза, невнятный шепот, похожий на бред, все это крутилось в его голове бешеной каруселью. Он остановился у парапета, устремив невидящий взгляд на темные воды реки.

Он вздрогнул от неожиданности, когда чья-то рука опустилась на его плечо, оторвав его от мрачных раздумий. Нордик обернулся. Перед ним стоял директор Лорих.

- Ужасное событие, - сказал он. – Как его угораздило? Один из лучших наших ученых, наша гордость. Вы были у него?

- Только что оттуда, - ответил Нордик.

- Он в сознании? – Лорих внимательно вглядывался в лицо Нордика, словно хотел прочитать его мысли.

- Вряд ли это можно назвать сознанием. Полусон, полуобморок.

- Он вас узнал, говорил с вами?

- Он пытался что-то сказать, но я не разобрал ни слова. Бессвязный бред. Возможно, поврежден мозг, а может, просто горячка.

- Будем надеяться, он справится.

Лорих удалился широким уверенным шагом, а Нордик продолжал стоять, глядя на воду. Почему он не сказал директору про тетрадь? Он и сам не знал. Какое-то предчувствие беды, ощущение неведомой опасности подсказывало ему, что лучше сначала самому разобраться в ситуации, понять принцип действия механизма, один из рычагов которого ударил по Дорну.

На следующий день, едва зайдя в помещение лаборатории, Нордик понял, что там был обыск. Нет, ничего не было разбросано или сломано, папки и документы аккуратно лежали на своих местах, приборы, дисплеи и клавиатуры находились там, где им и положено было быть. Положено было бы в любом другом месте, но не в лаборатории доктора Дорна. Папки лежали аккуратно, но не идеально, клавиатуры не были параллельны кромке стола, а из стопок бумаги кое-где высовывались не выровненные по периметру уголки. Судя по всему, обыск был основательным. Многочисленные мелочи выдавали вторжение визитеров во все носители информации, использованные Дорном. Сердце Нордика усиленно забилось. Неужели не все в бессвязной речи профессора было бредом? Нордик сел за компьютер. Ничего необычного в рабочих папках и файлах профессора не было. Отчеты, запросы, таблицы. Или Дорн не заносил все результаты дополнительных исследований в компьютер, или они были удалены кем-то уже после аварии. Нордик порылся в ящиках стола. И здесь он заметил следы вторжения посторонних – обычный для Дорна идеальный порядок был нарушен. Бессмысленно было искать здесь тайную тетрадь профессора, но стоило проверить. Нордик закрыл ящики и задумался, сидя за столом Дорна и автоматически выравнивая ряды папок и края стопок бумаги, как это делал Дорн. Он попытался представить себя на мгновение доктором Дорном и определить, куда он мог спрятать записи своих тайных исследований. Вряд ли он держал их дома, так как, судя по всему, это была его рабочая тетрадь, что-то вроде черновика для занесения свежих результатов, внезапных мыслей и озарений. Она должна быть всегда под рукой и в то же время не на виду. Дорн говорил о какой-то тайне, о паутине. Если есть паутина, должны быть и пауки. Глобус, птицы…. Бред больного?

К счастью травмы, полученные доктором Дорном, не оказались фатальными. Дорн быстро поправлялся. Через неделю после первого визита Нордика он уже сидел на кровати и, улыбаясь, рассказывал о своей трехлетней внучке и ее озорных выходках. Он выглядел значительно лучше, взгляд обрел уверенность и спокойствие, в нем уже не было той тревоги и растерянности, как прежде. Дорн расспрашивал о делах Центра, о продвижении исследований и о полученных результатах, перескакивая с темы на тему, словно пытаясь нащупать наугад дорогу к чему-то забытому, какую-то очень важную, но потерянную, ускользнувшую мысль. Наконец, дождавшись, когда в палате остались только они с Нордиком, он спросил:

- Вы помните, Нордик, наш последний разговор, здесь, после аварии?

- Да, конечно помню, - Нордик внимательно посмотрел в глаза Дорну и замолчал.

Дорн тоже молчал, словно ждал продолжения от Нордика, передавая ему инициативу в разговоре.

- Вы тогда беспокоились о своих родных, о том, что это несчастье расстроит их. Еще говорили о планах будущих исследований. Но, к счастью, все обошлось. Теперь вы сами организуете работу и продолжите исследования.

Нордик не стал напоминать профессору о тетради и о его тайных экспериментах. Чувствуя, что память больного не полностью восстановилась, он решил перенести обсуждение этой темы на потом. Он лишь сказал:

- Две ваших птицы передают вам привет.

- Какие птицы? – удивился Дорн.

- Два летящих аиста. Рядом с глобусом.

В глазах Дорна отразилось недоумение. Он явно не понимал, о чем речь.

- Ну, как же, помните, я купил картину на распродаже? Вы мне посоветовали, - Нордику пришлось импровизировать на ходу.

- Ах да, припоминаю, - обрадовался Дорн. – После аварии я стал плохо соображать. И в памяти провалы. Вы не удивляйтесь, если я что-то не вспомню или перепутаю.

- Ничего, профессор, все постепенно восстановится, - сказал Нордик, похлопав по руке Дорна. Он тепло улыбался, но глаза были озабоченными. Он понял, что с профессором не все ладно.

Доктор Дорн приступил к работе, и жизнь в лаборатории генной модификации продуктов питания вошла в привычную колею. Дорн после аварии не изменился, вернее, трудно было понять, изменился он или нет. Он и прежде не подпускал сослуживцев к своей жизни и работе, не делал он этого и теперь, держась от них на отдалении, точнее, на возвышении. Лишь иногда, случайно оглянувшись, Нордик ловил на себе его внимательный взгляд, и только это было внове. Потом Нордик начал замечать и другие изменения в привычках Дорна. Он уже не так старательно выравнивал ряды папок на полке, и клавиатура его компьютера уже не располагалась строго параллельно краю стола. В его взгляде Нордик часто ловил растерянность и озабоченность, словно он хотел что-то вспомнить и не мог. Однажды вечером, когда Нордик, выйдя на улицу, попал под проливной дождь и вернулся за дежурным зонтом, он обнаружил Дорна роющимся в старых папках, к которым никто не прикасался уже несколько лет. Он не обратил бы на это особого внимания, если бы не смущение Дорна. Нордик понял, что профессор ищет что-то не известное ему самому. Он решил помочь Дорну. Возможно, несколько фраз, сказанных им в бреду, помогут восстановить память или вспомнить хотя бы место, куда он что-то спрятал.

- Профессор, - сказал он, - вы еще долго будете в лаборатории? Пойдемте домой, вам вредно перегружаться. Я вас провожу, нам надо поговорить.

Они шли по мокрому ночному городу, сверкающему светом ночных фонарей и их бесчисленных отражений в лужах, окнах и мокром асфальте. Пахло прибитой пылью и свежей промытой листвой.

- Я не все вам рассказал о том нашем разговоре в больнице сразу после аварии, - Нордик говорил мягко и осторожно, подбирая обтекаемые слова и интонации. – Я был уверен, что вы все вспомните сами. Я и сейчас уверен, но, может быть, мне стоит помочь вам, подсказать направление.

- Вы меня очень обяжете, - закивал головой Дорн. Его голос выдал волнение и напряжение. - Я говорил вам о своих догадках….

- Вы говорили о своих исследованиях генома человека. Изучая влияние продуктов с модифицированным геномом на генетическую формулу человека, вы обнаружили странность, некую тайну, разгадать которую пытались серией экспериментов, а результаты заносили в тетрадь. Вспомните, вы говорили о тетради с птицами, двумя летящими аистами на фоне глобуса или над ним, как-то так. Припоминаете?

- Кажется, что-то вспоминаю, - неуверенно проговорил Дорн. – Что еще я говорил? Вы ничего не упустили? Куда я положил эту тетрадь?

- К сожалению, вы не сказали. Больше я ничем помочь вам не могу.

Дорн пристально посмотрел на Нордика. Неожиданно он развернулся и, не сказав ни слова, быстро пошел по улице прочь.

На следующий день доктор Дорн в лаборатории не появился. Вместо него пришел директор Лорих и привел бригаду крепких молодых людей в черных халатах. Они стали вытрясать ящики столов, сметать с полок папки с документами. Они даже простукивали стены и с помощью какого-то инструмента искали полости в полу. Не в силах выносить шум и хождение посторонних людей, Нордик вышел из лаборатории. Не вызывало сомнения, что все, о чем они вчера говорили с Дорном, стало достоянием руководства Центра. Но тогда, в больнице, Дорн сказал, что ведет исследования тайно. Зачем он сообщил о своей тетради начальству? Нордик терялся в догадках. Одно было ясно – тетрадь еще не нашли.

Нордик медленно брел по коридорам исследовательского центра, оглядывая стены и потолки. Единственным предметом в Центре, хоть как-то напоминавшим глобус, был большой круглый светильник на стене, заключенный в каркас из проволоки. Проволока отдаленно напоминала параллели и меридианы глобуса, а расплывчатые узоры плафона материки и острова. Рядом находился щит сигнализации, на котором последний покидавший лабораторию сотрудник должен был включить сигнализацию. «Я обследую светильник вечером, когда буду уходить», - решил Нордик.

Тонкая тетрадь была засунута под матовую полусферу светильника, которая слегка отходила от стены. Опасливо оглядываясь, Нордик сунул тетрадь в карман плаща.

Дома, положив перед собой тетрадь Дорна, Нордик усмехнулся. Он понял, о каких птицах говорил профессор. На обложке тетради были нарисованы два летящих аиста. Нордик перелистал тетрадь. Первая ее часть была заполнена таблицами, столбцами цифр и короткими надписями. Дорн проводил эксперименты, не запланированные программой исследований, и заносил результаты в тетрадь. В середине тетради стали появляться цифры, подчеркнутые красными линиями, а в конце последней таблицы стояли три жирных восклицательных знака. Это могло означать только одно – Дорн получил неожиданный и ошеломляющий результат. Затем начинались записи, сделанные торопливым почерком профессора. Очевидно, он писал украдкой, спеша занести осенившие его мысли и догадки на бумагу, пока они не ускользнули из сознания. Вся вторая половина тетради была занята рассуждениями по поводу полученных результатов экспериментов. Последняя страница записей была обведена красной рамкой, словно содержала итог исследования. Нордик пробежал глазами записи в красной рамке, и его глаза удивленно расширились. Он вновь и вновь вчитывался в короткие четкие фразы, пытаясь до конца осознать их смысл, затем открыл первую страницу тетради и стал досконально изучать и анализировать ее содержимое.

На следующее утро по пути на работу Нордик зашел в магазин канцелярских товаров. Он долго перебирал стопку чистых тетрадей с разноцветными обложками, пока ему не попалась тетрадь с парой летящих аистов. Тем же вечером он засунул тетрадь за плафон светильника, так похожего, по представлениям профессора, на светящийся глобус.

Доктор Дорн после аварии не изменился. Он был все так же погружен с головой в работу, так же молчалив и чопорно вежлив. Изменился Нордик. Его изменили записи Дорна из тетради с летящими птицами, которые он прорабатывал по вечерам, страницу за страницей, при свете домашнего торшера.  Дорн успел многое. Практически, он успел все. Результаты исследований и экспериментов, выводы, все это было в тетради. Не было только решения. Что делать дальше? Дорн должен был знать ответ на этот вопрос. Но тот человек, который вернулся в обличье Дорна на его место в лаборатории, не знал. Проверяя каждый вечер тетрадь под плафоном, к которой никто не прикасался, Нордик решил, что либо Дорн частично потерял память, либо это не Дорн.

Прошел месяц. Нордик закончил изучение тетради. На одной из последних страниц описывался эксперимент, в котором Нордик и сам принимал участие, не представляя, что он делает, и что делается с ним. Теперь, прочитав черновики Дорна, Нордик понял замысел профессора, точнее, приблизился к его пониманию. Он заглянул в узкую щель, на которую приоткрылась стараниями Дорна дверь, прежде наглухо запертая. Дверь, за которой скрывалась жуткая, потрясающая тайна, переворачивающая вверх дном весь привычный мир.

Доктор Дорн исследовал мышей. Он кормил их зерном, модифицированным с помощью генных технологий, и выискивал изменения генных последовательностей их ДНК по сравнению с контрольной группой. По каким-то соображениям Дорн стал сверять генные цепочки мышей с генами человека, выполняющими близкие по смыслу функции. Зачем он это делал? Зачем нарушил правила, пошел против логики в дебри непознанного? Он обнаружил непонятное, принципиальное расхождение в генной последовательности не в сторону эволюционного усложнения. Это была не случайная мутация. Это был цельный, единый комплекс чужеродных генов, встроенный в человеческий геном методами генной инженерии. Как он ухитрился обнаружить вторжение, сравнивая свой геном с мышиным? Скорее всего, случайно. И, потом, это же был Дорн. Никто другой не смог бы разрозненные факты, даже, скорее, намеки, логически объединить и сделать удивительный вывод – в геном человека встроено искусственное звено.

Сделав этот вывод, профессор не остановился. Он принялся исследовать «комплекс вторжения», как он его назвал, обнаруживая его участки в разных частях хромосом. Пытаясь определить зоны влияния генного оккупанта, он пришел к выводу, что встроенный комплекс контролирует мозг и никак не влияет на жизненные функции организма. Он не участвует в метаболизме, не препятствует физическому развитию, но подавляет на определенной стадии умственное развитие, запуская при этом процесс деградации и гибели клеток всех органов и тканей. Встроенный комплекс подавлял интеллект хозяина, тормозил его развитие и вызывал преждевременное старение всего организма именно тогда, когда структуры его мозга начинали бурно развиваться. Дорн провел анализ ДНК всех сотрудников лаборатории и у всех обнаружил  «комплекс внедрения». Он также определил, что гены комплекса копируются при мейозе и передаются по наследству от родителей детям. Дорн  анализировал геномы рептилий, птиц, млекопитающих, включая приматов, и не обнаружил там ни намека на подобный комплекс генов. Старение животных происходило естественным образом под влиянием внешних факторов. Только в геноме человека существовал механизм самоликвидации. Согласно Дорну этот механизм был введен в геном искусственно. Кем, когда и с какой целью, в записках профессора сказано не было.

Последним этапом работы Дорна было определение стойкости «комплекса внедрения». Профессор подвергал хромосомы образцов различным воздействиям и установил, что «комплекс внедрения» недостаточно стоек. Он не реагировал на изменения температуры, давления, магнитные излучения, на более жесткие виды облучений. Но под воздействием рентгеновского излучения определенной частоты встроенные гены разрывали свои связи с хромосомами и выбрасывались ими, восстанавливая свою природную структуру. Дорн писал, что подверг кратковременному облучению себя и Нордика и добился отторжения чужеродного комплекса.

На последних страницах тетради были таблицы показателей активности и скорости реакции мозга. Одна из таблиц относилась к Дорну, другая к Нордику. Все показатели после сеансов облучения стали возрастать. Далее следовал график с двумя кривыми, отражающими изменения по дням и неделям. Качественные показатели росли по экспонентам, и ветви этих экспонент стремительно уходили ввысь.

Нордик был потрясен. Если Дорн не ошибся, он обнаружил диверсию против рода человеческого. Кто-то искусственно ввел родителям или более далеким предкам живущих ныне людей комплект генов, контролирующих уровень развития их мозга, замораживающих интеллект на определенной низкой стадии. Кто это сделал? Кто был вообще в состоянии это проделать? И зачем? Нордик не находил ответа на эти вопросы. И главный вопрос, на который у него не было ответа – почему Дорн молчит? Почему не обсуждает с ним, Нордиком, эту тему? Почему после нескольких сбивчивых фраз в больнице Дорн ни разу больше не упоминал о своих исследованиях? Может быть, Дорн ему не доверяет? Нордик отбросил эту мысль. Он не давал профессору ни малейшего повода не доверять ему. Наоборот, он был предан доктору Дорну, а после того, что узнал, буквально обожествил его. Но почему Дорн не забирал тетрадь из тайника? А некоторые его привычки и чудачества, они или пропали совсем, или выглядели как-то неестественно. Единственной причиной этих странностей могла быть амнезия после аварии. Судя по всему, Дорн прочно забыл все, что касалось его исследований и сделанных им открытий. Память должна была вернуться к нему.

 Нордик ждал. Дни шли за днями, но ничего не происходило. Необходимо было дать широкую огласку открытию профессора, провести углубленные исследования, определить зону распространения «комплекса внедрения». Нордик решил помочь Дорну восстановить память. Однажды вечером, когда лаборатория опустела, он подсел к профессору, углубленному в свои записи, и положил на стол перед ним тетрадь с летящими аистами.

- Что это? – удивился Дорн.

- Это ваша тетрадь. Ваши исследования, доктор. Вы говорили о ней в больнице. Наверное, вы забыли о ней из-за травмы. Вот, посмотрите, она поможет вам. Вы должны вспомнить, это очень важно.

Лицо Дорна стало жестким и холодным, пристальный взгляд вцепился в глаза Нордика. Внезапно взгляд потеплел, и Дорн заговорил усталым мягким голосом.

- Я припоминаю, Нордик, - сказал он, взяв тетрадь в руки. – Да, я проводил какие-то дополнительные исследования, изучал реакции мозга. Все как в тумане. Эта авария…. Но я непременно вспомню.– Дорн полистал тетрадь. – Да, это я писал. Вы разобрались в моих записях? Окажите любезность, расскажите все, что выяснили.

Он открыл лист с выводами, обведенными красной линией и стал сосредоточенно вчитываться в них. Когда он поднял глаза на Нордика, в них была лишь усталость и опустошенность. Он посмотрел на Нордика с приветливой и в то же время грустной улыбкой и повторил просьбу:

- Не сочтите за труд, Нордик, рассказать мне все, что вы знаете.

Нордик рассказал все и по ходу рассказа понял, что знает он не так уж и много.

- Мне не ясно, каким образом «комплекс вторжения» оказался в геноме наших с вами предков. Не ясно, сколько еще людей заражено, - говорил он. – Ясно одно - избавиться от заразы не сложно. Надо действовать. Поставить в известность общество, подключить власти.

- Вы заметили изменения в своих ощущениях после проведенного над вами опыта? – спросил Дорн.

- О, да, - Нордик улыбнулся. – Да! Изменения очевидны.

Глаза Нордика лучились восторгом, лицо сияло. Дорн нахмурился. Нордик с тревогой посмотрел на профессора.

- Вы так ничего и не вспомнили? – озабоченно спросил он.

- Напротив, я все вспомнил, - ответил Дорн. – Словно пелена упала с глаз. Благодаря вам.

Дорн вздохнул. Нордик удивленно посмотрел на него.

- Это же здорово! – воскликнул он. – Мы продолжим работу. Вы сделали потрясающее открытие, открытие мирового уровня. Оно изменит нашу жизнь, жизнь всего человечества. Располагайте мной, я готов помогать вам во всем.

Дорн кивнул. Он, похоже, принял решение. Тепло улыбнувшись Нордику, он сказал:

- Завтра же и начнем. Приходите пораньше.

Нордик чувствовал себя счастливым. Тяжкое напряжение последних дней спало, разорвалась цепь одиночества и отчаяния, стягивавшая его тело и не дававшая дышать. К Дорну вернулась память, и, значит, он, Нордик, теперь не один, и вместе с профессором они что-нибудь придумают. Он пошел бродить по городу, оглядывая дома, рассматривая витрины, улыбаясь прохожим, словно вернулся в город после долгого отсутствия. Дома он приласкал кота, уже потерявшего надежду растормошить хозяина, посмотрел телевизор и крепко заснул.

На следующее утро за полчаса до открытия проходной Нордик появился на парковочной стоянке Центра. Дорн уже ждал его. Они сели в автомобиль.

- Мы поедем в наш филиал, - сказал Дорн, не дожидаясь вопроса Нордика.

- Я не знал, что у Центра есть филиал, - удивился Нордик.

- Я сам до недавнего времени не знал про него, - ответил Дорн.

Здание, к которому они подъехали, никак не могло быть филиалом Центра. Скорее всего, Центр был его филиалом, одним из его филиалов. Оно было огромным, мрачным, и нависало над окружающими кварталами наподобие скалы. Вестибюль был полон охраны. Они вошли в пропускник, где офицер тщательно изучил их документы, прежде чем кивнуть и указать на вход в лифт. Они долго поднимались на лифте на какой-то высокий этаж, потом шли по коридору, где путь им снова преградил пост охраны. Радужное настроение Нордика постепенно улетучилось и сменилось беспокойством и растерянностью. Что все это значит? Мысли Нордика путались. Этот хорошо укрепленный и изолированный от внешнего мира форпост не очень походил на храм науки. Нордик остановился посреди коридора, не доходя до стеклянных дверей, за которыми маячил пост охраны. Он смотрел на эти тяжелые двери из прочного прозрачного материала, и мрачное предчувствие чего-то нехорошего и недоброго переросло в догадку. События последних дней внезапно сложились в мозаику, и вид этой мозаики Нордику не понравился.

- Знаете, профессор, я, пожалуй, не пойду с вами - сказал он Дорну и, развернувшись, быстро направился к лифту.

Не найдя кнопки вызова лифта, Нордик остановился в растерянности. Он потрогал закрытую дверь лифта и вопросительно оглянулся на Дорна и стоявшего рядом с ним охранника.

- Что все это значит, доктор Дорн? – спросил он.

- Я не доктор и не Дорн, - ответил Дорн все с той же грустной снисходительной улыбкой. Пойдемте дальше, Нордик, там вы все узнаете. Я обещаю вам, вы будете знать все.

 

Легкий ветерок чуть рябил спокойную поверхность пруда, искажая и дробя медленно плывущие по ней отражения розово-белых, окрашенных вечерней зарей облаков. Слегка покачивалась осока у берега. Чуткую тишину нарушал порой лишь короткий крик птицы из дальней рощицы да легкий плеск рыбы, зачем-то, видимо, в свое удовольствие, шлепнувшей хвостом по воде. Нежное благоухание луговых цветов растекалось по воздуху. Закатная нега окутала все живое, погрузив мир в комфорт света, цвета, ощущений и ароматов.

Два рыбака сидели с удочками на берегу пруда, тихо переговариваясь. Их поплавки застыли рядом на неподвижной воде. Время от времени один из поплавков начинал дергаться и плясать. Тогда его хозяин медленно поднимался, и лишь только поплавок резко уходил в воду, вздымал вверх удилище, и в воздух, трепеща и сверкая, взвивалась очередная рыбешка. Рыбак насаживал на крючок нового червяка, забрасывал удилище, и вновь все замирало.

- Странное занятие, - сказал один из рыбаков. – Кто только его придумал? Дурацкое. Но забавно. Вроде бы, ничего не делаешь, а при деле.

- Здесь все странное, - отозвался другой, - все не такое, природа, воздух, земля. Странная, необычная планета. Если я не ошибаюсь, она уникальна в своем роде. Таких планет нам больше не попадалось.

- Да, нетипичная. Но зато роботы получились удачные. Никаких проблем до последнего случая. Кстати, Дюк, зачем ты притащил робота в Цитадель? Как его зовут? Кажется, Нордик? Ты же не сможешь отпустить парня. Собираешься держать его в неволе? Или перекроишь под модуль, как профессора?

- Ни то, ни другое не годится, Тор, - ответил Дюк. –  Я вынужден был привести его в Цитадель. Он нашел записи Дорна и все понял. Представь себе, два робота-аборигена смогли разобраться в особенностях своего генома! Такого в истории наших исследований космоса я что-то не припомню. Очень перспективный вид.

- Не в наших интересах развивать способности биороботов, - заметил Тор. - Отчего они так поумнели?

- Сбой программы, непредвиденная мутация. Такое возможно. Встроенный генный комплекс торможения профессора Дорна дал сбой, и его мозг начал быстро развиваться. Дорн смог обнаружить комплекс торможения и разгадать его назначение. Более того, он смог нейтрализовать его специально подобранным излучением. Он облучил себя и Нордика, того парня, которого я привел. Я его сейчас изучаю.

- Он поумнел?

- Не то слово. По уровню своего интеллекта он приблизился к нашей расе и, без сомнения, скоро догонит нас.

- И что тогда? Отпустишь его, чтобы он облучил всех наших роботов и устроил революцию?

- Нет, этого он не дождется. Но можно использовать его способности внутри Цитадели. Работы хватит. Для начала надо убедить его сотрудничать с нами.

- Будь осторожен с ним, Дюк. Не забывай, этот робот лишен тормозов и руля. Он может быть опасен.

Поплавок одной из удочек дернулся и резко пошел вниз, натянув леску. Тор коротким аккуратным рывком подсек невидимую добычу и потянул упирающуюся рыбину к берегу. Трепещущий лещ поднялся в воздух и упал на траву, изгибаясь и хватая ртом воздух.

- Хорош, зверюга! – воскликнул Тор. – Эх, ты, дурашка, на червяка позарился, а про крючок забыл? Интересно, что он сейчас чувствует? Вживить бы модуль в его рыбью голову. Потрясающие ощущения!

Быстро темнело. Солнце садилось в мрачную полосу надвигающихся с запада туч. Краски заката померкли и потускнели, закатная нега растаяла, уступив место тревожной серой мгле расползающихся сумерек.

 Нордик сидел в кресле у окна, листая свежие газеты. Телевизор на стене судорожно мигал, чередуя кадры наводнений и землетрясений с хрониками из жизни кинозвезд и политиков. Мир стучался в запертую комнату Нордика, он звал его, тормошил, а Нордик не мог до него дотянуться, чтобы раскрыть ему великую тайну, главную и единственно важную новость из всех новостей. Нордик выходил из своей комфортной комнаты только в сопровождении Дорна и охранника. Сколько он здесь? Неделю? Две? Нордик потерял счет времени. К нему относились уважительно, он ни в чем не испытывал нужды. Но бесконечные вопросы, крутящиеся в его голове, делали его пребывание здесь мучительной пыткой. Вопросы, на которые он так и не получил обещанного ответа.

Его исследовали. Проводили многочисленные тесты, снимали томограммы, сканировали мозг. Потом стали развлекать какими-то детскими компьютерными играми, заставляя переходить с уровня на уровень с возрастающей скоростью. Нордик понимал, они исследуют его мозг, его когнитивные возможности. Он не понимал только, зачем надо делать это тайно, зачем держать его взаперти.

Послышались шаги в коридоре, заскрипел открываемый замок. Вошли Дорн и охранник. Нордик поднялся им навстречу. Они проследовали по знакомому маршруту в исследовательскую аппаратную, заставленную приборами и томографами, но на этот раз Дорн не усадил Нордика в одно из испытательных кресел. Он сел за стол, а Нордику указал на стул напротив. Нордик усмехнулся – так обычно устраивались они в их лаборатории в Центре. Дорн сидел молча, глядя на лист документа, лежащего перед ним. Нордик прервал затянувшуюся паузу.

- Сегодня опытов не будет? – спросил он.

- Нет, - Дорн вздохнул. – На данном этапе исследования закончены.

- И каковы результаты?

Дорн поднял глаза на Нордика и мягко улыбнулся.

- Результаты великолепны, - сказал он. – Ваш мозг достиг уровня Д и, судя по всему, не замедляя темпов, продолжает развиваться. Потенциал огромен.

- Что за уровень Д?

- Придет время, узнаете.

- Я вам не верю, Дорн. Вы уже обещали мне, что я буду знать все, а я до сих пор не знаю ничего, нахожусь в каком-то информационном вакууме, который выматывает меня хуже любой тяжелой работы. Я так больше не могу. Или вы делаете, что обещали, или я объявляю бойкот и отказываюсь подчиняться.

Дорн задумчиво поглядел на Нордика.

- Что ж, - сказал он, - пожалуй, время пришло. Но должен предупредить, то, что я расскажу вам, вряд ли улучшит ваше моральное состояние. И не по злой прихоти я тянул с объяснениями. Я хотел убедиться, что ваш мозг созрел для информации, которую я вам сообщу. Расскажи я это кому-нибудь другому, реакция будет предсказуемо примитивной. А вы готовы. Выслушайте внимательно, не торопитесь с выводами. Постарайтесь воспринять услышанное адекватно. Начну с главного. Мы не люди.

- Кто мы? – Нордик испуганно взглянул на Дорна. – Вы и я?

- Нет, только я и такие, как я. Вы местный житель. И прошу вас, слушайте молча, не перебивайте, иначе мы оба запутаемся. Мы – посланцы далекого космоса. На планете, совсем не похожей на вашу, возникла раса разумных существ. Она развивалась естественным путем и подошла к этапу исследования космического пространства. Была изучена собственная солнечная система, были совершены космические полеты на ближайшие планеты. Эти полеты показали, что, перемещаясь в космическом корабле, дальний космос исследовать невозможно. Для путешествий в другие миры и звездные системы необходимо было использовать скорости, сопоставимые со скоростью света. Тогда родились идеи трансментальных перелетов. Не буду вдаваться в технические подробности, опишу только суть метода. С помощью мощных телескопов исследуются дальние звезды и планеты, вращающиеся вокруг них. На планету направляется пучок импульсов излучения, содержащего алгоритмы молекулярных преобразований. Если на планете есть необходимые химические элементы, их атомы и молекулы, ионизируясь определенным образом, соединяются в субстанцию с заданными свойствами. Субстанция, повинуясь посылаемой программе, выбирает из окружающей среды нужные атомы и соединяет их в небольшой структурный объект. Мы называем его модуль. Модуль может лежать годами и десятилетиями без всякого преобразования, но как только его сенсоры обнаружат рядом движение, модуль сам начинает двигаться – шевелиться, ползти, издавать звуки и светиться, привлекая внимание. Так он бывает схвачен и поглощен какой-нибудь местной живностью. Быстро внедряясь в нейронные и сенсорные структуры аборигена, модуль анализирует их возможности, а затем излучает сигналы о готовности к приему трансментальных данных. Нейронная основа мозга животного преобразуется, совершенствуется и усложняется по программе модуля. Наконец, она становится готова принять цифровую копию мозга одного из наших исследователей, которая внедряется в структуры мозга аборигена. Таким образом на дальней планете, не достижимой для исследований никаким другим способом, появляется путешественник-первопроходец в облике аборигена с интеллектом инопланетянина.

Так было и с вашей планетой. Много тысяч лет назад, внедрившись в мозг животного, первый исследователь приступил к изучению планеты. Она оказалась необычной и чрезвычайно интересной. Такие планеты раса Тан прежде не встречала. Да, Нордик, ваша планета уникальна. Сделало ее такой случайное совпадение многих факторов – химический состав, магнитное поле, расстояние до звезды, влияние спутника. Мы решили обосновать здесь колонию. Для преобразования дикой природы и обустройства планеты необходимо было создать роботов. Эти же роботы должны были служить в качестве носителей модулей с интеллектом прибывающих вновь представителей расы Тан. В качестве основы для создания роботов были выбраны гоминиды, животные, обитавшие стаями на равнинах большого материка. Несколько гоминид получили модули с интеллектом наших исследователей, другие, несколько десятков, подверглись генному воздействию, расширившему возможности их мозга и давшему толчок к быстрому развитию. Мы изучали планету и одновременно руководили преобразованиями, проводимыми нашими роботами – человеческой расой.

- Вы хотите сказать, что причиной появления вида Homo sapience стало ваше вмешательство в мозг обезьян? – спросил Нордик.

- Как ни обидно это для вас, но это так. Вы наши роботы, созданные нами для освоения планеты и удобства нашего пребывания здесь. Что вас смущает?

- Моральный аспект. Если это не рабство, то что тогда?

- Тогда назовите рабством ваше использование животных. Пища, одежда, работа на износ, медицинские опыты – нет, рабство, это слишком мягко сказано.

- Но мы не животные. Или вы так не считаете? Да, вы запустили процесс ускоренной эволюции, как-то поправляли его, а, скорее всего, не вмешивались, пользуясь ее плодами. Но, когда мы достигли определенной стадии развития, уже непозволительно считать нас ни животными, ни роботами. Вы не согласны?

- Отчасти. Ваш вид – это гибрид животного и робота, смесь естественного и искусственного начал. Но, действительно, наш опыт на вашей планете оказался на редкость удачным. Потенциал структур вашего мозга огромен. Стоило запустить механизм совершенствования, как развитие пошло удивительно быстрыми темпами. Нам пришлось опять вмешиваться в геном и уже не ускорять, а замедлять темпы развития мозга.

- Тот комплекс, который обнаружил доктор Дорн? Настоящий Дорн? Если я правильно понял, вы – инопланетный модуль, внедренный в мозг профессора Дорна. А убийство Дорна как-то согласуется с вашей моралью?

- Дорн открыл военные действия. Но, скажу честно, я был против его нейтрализации.

- И что, к вашему мнению не прислушались?

- Напротив, был принят мой вариант сотрудничества с Дорном. Но среди танов, как и среди людей, существуют разные понятия о допустимых методах обращения с роботами.

- Его решили убить?

- Да, агент службы безопасности. Он уволен, его копия стерта. На нашу планету отправлено представление о нем. Ему запретят участвовать в космических проектах. Дорну после вашего ухода стало хуже. Я сам предложил перенести мой модуль в его тело. Я хотел понять, как он смог разобраться в геноме и найти комплекс торможения.

- И как?

- Мутация в его контролирующих нейронных сетях. Они почти не работали, из-за чего его мозг начал ускоренно развиваться. К сожалению, он был сильно поврежден при аварии.

- Сломался робот – невелика потеря! – усмехнулся Нордик. – Мы для вас роботы, машины созданные вас обслуживать. Когда вы нас создавали, вы думали о том времени, когда машине надоест быть орудием в ваших руках?

- Нет. На других колонизированных нами планетах способности животных были невелики. И, по правде говоря, это проблема.

- Да, я вам не завидую. Мнить себя высокоразвитой просвещенной расой и подавлять развитие населения целой планеты, превращая ее жителей в послушных исполнителей своей воли. Это как-то не стыкуется.

- Я понимаю ваше негодование, - спокойно ответил Дорн. – Теперь попробуйте понять меня. Поставьте себя на наше место. Против нашей технологии создания модулей вы, похоже, не возражаете. Представьте, на далекой планете, вращающейся, скажем, вокруг Сатурна, обнаруживаются условия для формирования модуля. Через несколько лет после отправки туда первых пробных сигналов вы получаете ответ от полностью сформированного модуля. Неужели вы не пошлете туда свою копию? Неужели откажетесь от исследования неведомого мира? Вот ваша копия, то есть второй вы, обнаруживает себя в теле местного животного.

- Так, стоп. А если это не животное, а разумное существо?

- Исключено. Разумное существо не станет глотать несъедобный модуль только потому, что он шевелит щупальцами и движется. Носитель разума, скорее всего, станет исследовать непонятный объект, а для его внедрения в геном и нейронную сеть необходимо именно проглотить модуль. Итак, модуль проглочен и подготовлен. Вы осознаете себя в теле животного-аборигена и начинаете руководить этим телом, исследуя планету. Есть возражения?

- Нет. Методика великолепна.

- Пойдем дальше. Планета в какой-то доступной мере исследована, и у вас есть два пути – либо отключиться, либо продолжить исследования на более высоком уровне. Что выбираем?

- Отключение означает самоубийство?

- Нет, конечно, - удивился Дорн. – Это же ваша копия. Вы сам находитесь на своей планете в безопасных и комфортных условиях.

- Но оригинал не управляет копией. Она живет своей жизнью. Это уже не совсем копия.

- Не преувеличивайте, это копия. Как компьютерный файл с вашей фотографией. Итак, вы находите в окружающей среде обитания существо с большими возможностями для исследования планеты, чем у вашего донора тела. А если такого нет, создаете его на основе того, что есть, проводя генные изменения, совершенствуя его. Аморально? Но вы же выводите новые породы собак и кошек для своей прихоти. А молочные коровы с большими удоями? Разве они не отличаются от своих диких предков? Куры, кролики, лошади, все это ваши технологии, но наши методы. Вам ли осуждать нас за то, что на основе гоминидов мы создали себе отряд роботов? Удачный опыт, позволивший им заселить всю планету. А если бы мы модифицировали куриц или слонов, вы бы не стали возражать?

Нордик удивленно смотрел на Дорна.

- Похоже, вы сами не ожидали такого результата, - сказал он холодно. – Хотели создать смышленых послушных биороботов, а получили расу разумных существ с самосознанием и самомнением, достаточным, чтобы противиться любому управлению.

- Да, побочный эффект, - задумчиво проговорил Дорн. – Но я бы не стал драматизировать. Восстания машин не будет. Колония, основанная нами на этой планете, будет существовать. Она наше детище, и вы все, населяющие ее, наши создания. Вам не догнать нас по уровню развития. Мы этого не допустим.

- Противостояние рас? А как насчет мирного сосуществования?

- Мы и машины? – Дорн пожал плечами. – Угадайте, интересы какой расы будем защищать мы, я и все те, кто переселился сюда с планеты Тан. Мы создали вас и вашими руками преобразовали планету.

- Ну да, раса богов, - кивнул головой Нордик. – Как это все знакомо и узнаваемо, сколько раз мы это уже проходили! И практика подавления знакома, и технологии отточены за века цивилизации. И как вы похожи на нас! Или мы на вас? Ваша работа? По своему образу и подобию…. Сдается мне, вы скопировали в нас не лучшие ваши черты.

- Мы здесь ни при чем. Ваша раса сама генерирует жестокость, жадность и зависть.

- Тут вы не вмешивались.

- Нет, если это не касалось наших интересов.

- В чем ваш интерес? Зачем вам наша планета? Что вы имеете с этой колонии?

- Здесь один из наших аванпостов. Мы изучаем эту область галактики, наблюдаем за эволюцией звезд, отсылаем отчеты на Тан и просто живем – поселение танов и биомеханизмов, обеспечивающих колонию всем необходимым для жизни и исследований.

Нордик был потрясен. Он сидел в своей комнате, уставившись в стену невидящим взглядом. Он ожидал услышать от Дорна любое самое невероятное объяснение происходящим событиям, но то, что он услышал, было диким, безумным, не укладывающимся в голове. Нордик вдруг оказался низшей расой, подопытной крысой, над которой ставят чудовищные по циничности эксперименты. Вся его жизнь, вся окружающая его действительность была на самом деле не такой, какой представлялась. Вся человеческая история была спектаклем, сыгранным марионетками под руководством опытных кукловодов. Да и была ли вообще эта история? Не была ли она сфабрикована, а все артефакты подброшены и подделаны? Биороботы, преобразующие планету для жизни и исследований! Вот незадача! Мнили себя сынами божьими, оказались биологическими машинами. Но нет, не может этого быть. Не может быть такого, что все, что несет в себе человек, было кем-то смоделировано. Наверняка есть, должно быть что-то свое, присущее только человеку, не понятное и не подвластное расе Тан. Надо отыскать это качество и использовать его в противостоянии. Что противостояние будет, Нордик уже не сомневался.

Дни шли за днями. Нордик работал под руководством Дорна почти как прежде. Они занимались научной работой, но темы изменились. Теперь Нордик полностью переключился с генома растений на геном человека. Он был включен в команду ученых, исследующих мозг и его реакции на генные изменения, причем не в качестве испытуемого, как он резонно предположил вначале, а в качестве полноправного исследователя. Он проводил тесты, изучал геномы различных людей, составлял таблицы, рисовал графики. Что хотели выяснить или доказать его новые научные руководители, Нордик не знал. Он направил свои силы на изучение «тормозящего комплекса», сравнивая показатели функций собственного мозга, избавленного от воздействия подавляющей системы, с показателями других людей. Разница была очевидной. За тот короткий срок, что прошел после отключения комплекса внедрения, мозг Нордика стремительно развивался. Он словно наверстывал упущенное время, пытаясь достичь своего должного уровня ускоренными темпами и в сжатые сроки. Нордик ощущал уверенность и силу, от былой растерянности не осталось и следа. Он соображал мгновенно, мысли были ясными и четкими. Он схватывал суть сразу, не блуждая в потемках по лабиринтам сомнений и предположений, не путаясь в хаосе мелькающих обрывков мыслей. Нордик наслаждался, наблюдая, словно со стороны, за работой своего мыслительного инструмента, четко и системно расставляющего все факты по полочкам и дающего им характеристику. Он уже явно превосходил по интеллекту своих коллег-танов, чье умственное развитие ограничивалось возможностями модулей. На основе данных, полученных Нордиком, группа приступила к созданию новых, более совершенных модулей для приема исследователей с планеты Тан...(продолжение скачать с сервера, см. вверху страницы)