< content=неожиданный сюжет, научная идея>
Приветствую Вас, Гость
Главная » Файлы » Мои файлы

Курорт
07.09.2012, 09:30
   Вовка был несносным мальчишкой. Своим дерзким, своевольным и бестолковым поведением он постоянно огорчал родителей, милых и добропорядочных граждан. Напрасно говорят, что лучший учитель – личный пример. Какое там! Вовкин отец, всегда послушно шел, если и не в первых, то во вторых рядах точно. Куда? Туда, куда пошлют. Надо ли говорить, что сейчас он был азартным коммерсантом. Он начинал одно дело за другим, прогорал, отдавал долги, занимал снова и тут же начинал новое, еще более перспективное дело. Наконец, птица удачи по-дружески уселась на его плечо и благосклонно его пометила. Папа купил лавку, и доход от этой лавки неожиданно сравнялся с расходом. Это был триумф. Папа, довольный своей крутизной, с жалостью и снисходительностью поглядывал на «лохов». Мама спешно обставляла квартиру предметами a-la роскошь.
   Вовка неизвестно в кого уродился балбесом. Все его сверстники были нормальными ребятами, курили, пили пиво, тусовались по вечерам и подрабатывали у «крутых» на шмотки и мобильники. А этот обалдуй таскал домой камни. Ладно бы «брюлики» в золотой оправе, а то обычные серые, грязные камни с реки или из леса. Вся квартира была замусорена камнями. Мать находила их то под кроватью, то под ванной, то в ящике серванта, то на подоконнике. Это было бы еще полбеды. Собрать в ведро да выкинуть – невелик труд! Но сынок часами просиживал в библиотеке, бормотал, как в бреду, какую-то галиматью про «оливины» и «пироксены», собирался поступать на геологический и не желал походить на родителей. В общем, вскормили будущего ученого-дармоеда на свою шею!
   Но история эта не о Вовке-балбесе и не о его крутых родителях. Хотя именно он, лопоухий камневед Вовка, помчался на велосипеде туда, куда, как ему показалось, накануне вечером упал метеорит. Именно он отыскал на скошенном лугу небольшую воронку. Именно он отколупал из центра этой воронки холодный бирюзовый, словно покрытый слегка оплавленной голубой эмалью камешек размером с утиное яйцо.
   Это был удивительный камень. Гладкий, тяжелый, правильной эллипсоидной формы, он светился в солнечных лучах почти так же, как глаза счастливого обладателя находки. Вовка носился по двору, показывал всем свое сокровище, наслаждался завистью дворовых аборигенов, с негодованием отвергал все предложения обмена, но с жадностью выслушивал любые догадки и предположения. Наконец, верховный совет двора постановил – надо показать находку «химичке».
   Были каникулы, но Василиса Васильевна, учитель химии местной школы, вела кружок юных химиков и иногда появлялась в школе. Удивленно взглянув поверх очков на делегацию, она взяла камень, небрежно повертела его в руках.
   – Пятерку, – сказала она, вернув камень Вовке.
   – Кому пятерку? – не понял тот.
   – Такая безделушка на рынке стоит пятерку, не больше.
   Вовка стал возбужденно рассказывать о падении звезды, о воронке, о раскопках. «Что вы мне голову морочите?» – процедила химичка и скрылась за дверями учительской.
   – Что дальше? – спросила Танька.
   Все молчали.
   – А у меня мама химик, – неожиданно сказал Васька.
   – Ну да! Врешь! Что же ты молчал?! – загалдели все дружно.
   – Она контролер в цехе, где полно всякой химии, – уточнил Васька, – в гавани… в гальваническом цехе. Она мне рассказывала. Там у них ванны со всякой отравой.
   – И что?
   – Может, сунуть камень в одну из ванн? А по реакции мама определит, из чего он сделан.
   Вовка крепче прижал к себе камень, с недоверием глядя на приятеля, но потом решительно сунул камень ему в руку и коротко сказал: «Действуй!»
   На этом заканчивается история про Вовку и начинается другая история – про гальванический цех. Кто был хоть раз в гальваническом цехе, без труда представит себе общую картинку. Тем, кто не был, можно порекомендовать вообразить прачечную, где вместо горячей воды со стиральным порошком в ваннах булькает кипящая кислота или щелочь. Ядовитые пары заполняют помещение. Глаза слезятся, дыхание перехватывает. По полу струятся ручейки едкой жидкости, проделавшей себе ходы в металлических стенках ванн. Со стен и с потолка свисают хлопья отслоившейся краски, металлоконструкции обросли лишаями ржавчины. Жарко. Надрывно гудит вентиляция. На стене рядом с дверью светится табло, информирующее, что концентрация цианидов находится на верхнем пределе. В такой или похожей, совершенно не пригодной для обитания среде проводятся столь важные для производственного процесса операции – очистка деталей и нанесение покрытий. В этой не пригодной для обитания человека среде и работала контролером Алевтина, Васькина мама.
   Задание сына Аля восприняла с пониманием. Даже порадовалась – вот, мол, сын растет умница, по дворам не слоняется со всякой шпаной, не курит тайком, денег на компьютер не клянчит, понимает, как маме эти деньги достаются. Камнями интересуется. Аля достала из кармана халата голубое каменное яйцо и пошла на участок, проводить опыт. Она положила яйцо в пластиковую кювету, набрала пробником из щелочной ванны раствор и полила им свою жертву. Яйцо позеленело.
   – Что, нравится? А вот попробуй тринатрийфосфатику, – сказала Алевтина яйцу.
   Тринатрийфосфат яйцу тоже явно понравился. Оно заволновалось, покрылось серебряными переливами и разводами и даже, как показалось Але, пискнуло от удовольствия.
   – А вот здесь у нас самое вкусненькое, – сказала Аля, поднеся яйцо к ванне с концентрированной соляной кислотой.
   Яйцо, почувствовав едкий запах, встрепенулось, оживилось и даже приподнялось в предвкушении. Аля зачерпнула кислоту и нежно окатила яйцо, как поливают младенца после купания. Яйцо вздрогнуло, замигало, подпрыгнуло и вдруг сигануло с кюветы куда-то за ванну. «Неужели не понравилось?» - встревожено подумала Аля и полезла искать упавший камень. Ронять что-нибудь за гальваническую ванну настоятельно не рекомендуется, потому что отыскать пропажу – дело безнадежное. С трудом протиснувшись за ванну, Аля поняла, что яйцо укатилось под настил, в густую мешанину труб и вентиляционных коробов, и достать его оттуда невозможно. Вот незадача! Что она скажет ребенку?
   На этом мы приостановим, кажется, уже во второй раз, наше повествование и начнем другой рассказ о событиях, которые происходили в то же самое время, но совсем в другом месте, далеко от Алиного цеха, и от Вовкиного двора, и от города, где они жили, и даже далеко-далеко от планеты Земля с ее Луной и всей Солнечной системой. События эти происходили на планете Кетлар, в огромном здании Института исследований удаленных галактик.
   Начальник отдела планирования полетов кетлик Ох ходил именинником. Это был его день, его звездный час. Именно он, единственный из всех кетликов и лариков настаивал на отправке космического зонда к звездной системе Пятка в созвездии Шлепанцев. Упорнее всех возражал Ну, начальник финансового отдела. Он говорил, что в космосе и так хватает мусора, чтобы добавлять к нему наши кровные денежки. Его поддерживали Фу из пилотируемых полетов и Уже из полезных ископаемых, оба ларики. Уже так кипятился, доказывая бессмысленность проекта, что его двойной хвост завязался в узел, и коллегам пришлось помогать его распутывать. Все решил директор. Задумчиво почесав щупальцем чешую на затылке, он сказал, что, судя по данным спектрального анализа, на одной из планет системы Пятки возможно существование благоприятных условий для жизни – преобладание углекислого газа, наличие сернокислых и фтористоводородных паров, окиси углерода, отсутствие ядовитого кислорода, влажность порядка 100%. Точно утверждать сложно, но, скорее всего, это вторая от Пятки планета. Он, директор, не видит причин, почему бы ни послать на эту планету беспилотный корабль-разведчик и не выяснить, пригодна ли она для посещения.
   Директор поступил мудро. Он оказался прав – на то он и директор и к тому же кетлик. Оппонентам пришлось поджать свои раздвоенные хвосты. Правда, они начали, было, опять шушукаться, когда сигнал от зонда пропал, но он появился вновь, этот сигнал, он звучал четко и ясно, передавая параметры среды, и среда была благоприятной. Сернокислая атмосфера, водоемы с хорошо прогретой щелочью и кислотой, ароматный фосфорнокислый аммоний, примеси хлора, фтора, циана – о чем еще мечтать! В институте спешно снаряжали экспедицию на чудесную живительную планету.
   Космический корабль был огромен, не меньше пяти сантиметров в земном измерении. Большую часть его занимал пространственно-временной спиралекрут с запасом антивещества. В передней части корпуса располагалась пилотская кабина с навигационным оборудованием и двумя космонавтами. Пилоты были лариками.
   – Вот так всегда, – ворчал Зря, сверяя показания приборов с маршрутной картой полета. – Как красоваться на симпозиумах и приемах с докладами о своих идиотских проектах, так это кетлики, а как лететь в какую-нибудь чертову дыру доказывать абсурдность этих проектов, так вспоминают о лариках.
  – Эти зеленые уродцы с обрубком вместо хвоста, двумя глазами и торчащим вперед носом возомнили себя высшей расой, – поддержал товарища Эх. – А у них, между прочим, даже щупалец не шесть, а пять, и чешуя, хоть и крупнее, но редкая и быстро вылезает.
   Зря кивнул и посмотрел в иллюминатор на выросший сияющий диск Пятки. Он зажмурился от яркого света. Они были уже в пределах планетной системы Пятки и пересекали орбиту ее девятой планеты. Зря усилил сигнал, поступающий от зонда, и сориентировал по нему курс корабля.
   – Странно, – сказал он, снова и снова сверяя курс со схемой расположения планет, а схему с экраном компьютера.
   – Что странно?
   – Сигнал нашего зонда поступает не со второй, а с третьей планеты.
   – Один черт. Слетаем, сделаем замеры и домой.
   – Но третья планета непригодна для жизни!
   Вот уже сутки они кружили над Третьей, проверяя состав атмосферы, температуру, наличие пригодных для дыхания кислотных паров. Не иначе как зонд сошел с ума, и они примчались сюда через полвселенной по сигналу сломавшейся железяки. Вот хохма! И кто после этого кетлики?
   – Что будем делать? – спросил Эх. – Повернем обратно?
   – Нет. Нам не поверят. Мы должны найти зонд и привезти неисправный датчик. Ты же знаешь этих кетликов. Для них свалить вину на ларика – что бальзам на душу. Держи сигнал в центре экрана. Спускаемся.
   Корабль соскользнул с орбиты и резко пошел вниз к поверхности Земли, сквозь слишком холодную, сухую, насыщенную ядовитыми газами и совершенно не пригодную для дыхания жителей Кетлара атмосферу.
   На участке гальванопокрытий была запарка. Мало того, что шла большая партия деталей, так еще соседний цех подкинул свои – у них потекла ванна цианистого меднения. Рабочий участка Геннадий Иванович ходил вдоль линии ванн с пультом мостового крана, на крюке которого висели корзины и подвески с деталями, выгружал из ванны партию деталей, загружал новую. Монотонно гудела вентиляция. Скрипел и громыхал кран, дергаясь и взбрыкивая при каждом включении. Едкие пары витали в воздухе.
   А корабль кетларцев, тем временем, летел над городом. Оба ларика в восхищении прильнули к иллюминаторам.
   – Кто бы мог подумать, что планета населена! – удивлялся Зря. – Жить в атмосфере, перенасыщенной кислородом и не обжечь себе легкие? Удивительная живучесть! Но чем же они дышат? Содержание СО незначительно. Пары свинца, кислоты, цианиды – всего так мало!
   – Какие огромные дома! Какие деревья! Одно дерево как целый лес, – восхищался Эх. – Это неудивительно. Третья планета в 30 раз больше Кетлара. Но все деревья одного цвета, зеленые и невзрачные. Давай поглядим на местных обитателей.
   Они снизились над тротуаром и стали разглядывать прохожих, облетая их.
   – Какие уродливые, неуклюжие гиганты! – дал характеристику Эх. – Бесхвостые, облезлые, всего четыре щупальца. А какие медлительные! Движутся будто в густом киселе.
   – Вот что значит постоянно травиться кислородом, – отозвался Зря.
   Они подлетели к заводу. – Здесь атмосфера посвежее, – заметил Зря.
   Тоненький пунктир сигнала привел их к гальваническому цеху. Они полетали вокруг в поисках входа.
   – Вижу шлюз! – воскликнул Зря и повел корабль в приоткрытую форточку.
   Они облетели цех и зависли над сернокислой ванной.
   – Здесь, – сказал Зря, глядя на экран, – зонд прямо под нами. Садимся.
   Они приземлились на борт ванны. Зря включил датчики-анализаторы.
   – Это здесь, – сказал он, – мы можем выходить без скафандров. Атмосфера вполне пригодна для дыхания. Температура и влажность в норме. Содержание кислорода повышенное, но в допустимых пределах. А ведь прав оказался Ох, даром что кетлик!
   Они вышли их корабля.
   – Да это просто рай! – воскликнул Эх, вдыхая полной грудью. – Какой воздух! Какой пейзаж!
   За обросшим накипью бортом простиралась вдаль бурлящая и парящая поверхность серной кислоты. За ней в голубоватой дымке угадывались очертания других ванн. Вдоль них по проходу медленно и плавно, словно при замедленной съемке, перемещался урод-абориген.
   Они улеглись на борт, сложив щупальце на щупальце и помахивая хвостами.
   – Красота! – сказал Зря. – Воздух свежий и, по-моему, даже целебный. Здесь можно построить санатории, дома отдыха, организовать курорт.
   – Я, пожалуй, искупаюсь, – сказал Эх и нырнул в кипящую кислоту. Его хвосты и щупальца мелькали в волнах, создаваемых лопастями крыльчатки, перемешивающей раствор. Он вылез нескоро, мокрый и довольный.
   – Помолодел лет на сто двадцать, – сказал он. – Давай, окунись тоже.
   – Нет, кажется, это чудище ползет сюда. Отдохни, и будем собираться. Надо найти зонд.
   Они стали спускаться вниз, в путаницу трубопроводов. Зря осторожно вел корабль, огибая ржавые трубы, ныряя в узкие просветы железного лабиринта.
   – Какая красота! Какой живописный пейзаж! – восхищался Эх, прильнув к иллюминатору.
   Потрясенные астронавты, затаив дыхание, разглядывали красочные наросты белых и желтых осадков, бурые пятна ржавчины, серебристые лохмотья отслоившейся краски.
   – Вот он! – воскликнул Зря.
   Справа по курсу, поблескивая зеленоватым корпусом, виднелся застрявший в трубах зонд.
   – Приготовиться к стыковке! – скомандовал Зря.
   Астронавты пристегнулись к креслам. Зря вцепился щупальцами в штурвал, готовясь совершить сложный маневр. Зря был одним из лучших пилотов отряда дальней навигации. Он уверенно вел корабль в непривычной плотной атмосфере, центрируя его по стыковочному люку. Наконец, щелкнули замки, и комплекс зонд-корабль, качнувшись и обретя новое положение равновесия, замер.
   На планете Кетлар в Центре отдаленных галактик сработала приемная аппаратура. Шел четкий и уверенный сигнал с пропавшего зонда. Сигнал посылал Зря. Командир докладывал Центру о сделанном им открытии. На новой, непригодной для жизни планете обнаружен оазис с уникальной, живительной атмосферой, обширными целебными водоемами и прекрасными пейзажами. Этот поистине райский уголок может быть использован для создания особой, элитной санаторно-курортной зоны.
   Глава Совета верховной задумчивости Кетлара председатель Плашмя утомленно взглянул на часы. Боже мой! Всего час прошел с начала рабочего дня, а его уже попытались разорвать на части когтями проблем и утопить в волнах неотложных сообщений. «Всему миру есть до меня дело, – думал Плашмя, – всему миру что-то от меня надо. И при всем при том нисколько не сомневаюсь, что попади я в нужду, мир словно вымрет. Ну вот, опять», – он взглянул сердито на дребезжащий фонотрон. Он взял трубку, приготовившись к новым неприятностям. Но постепенно черты его лица разгладились, чешуя посветлела. Выслушав доклад, он положил трубку, задумался. Его горбоносое глазастое лицо приняло мечтательное выражение.  «Целебные водоемы, живительный воздух, восхитительные пейзажи!» – повторял он слова доклада. Воображение рисовало ему картины далекой загадочной планеты, дикой и страшной, населенной чудовищами и отравленной кислородом, и среди этой дикости райский целебный уголок с пляжами и водоемами. А дальше его воображение перестаралось и разбросало по пляжу фигурки членов Совета задумчивости во главе с ним самим. «Как бы не так! – подумал Плашмя. – Конечно, руководи он планетой, так бы все и случилось. Но планетой руководил не он. Планетой руководил Чересчур.
   Чересчур не был ни кетликом, ни лариком, и потому все кетларческое было ему чуждо. Чересчур был компьютером. Он правил страной очень давно. История не сохранила имен тех мудрецов, которые решили, что страсти, пороки и слабости живых существ, а также свойственные им недальновидность и неумение просчитывать ходы мешают принятию оптимальных решений. Только совершенный механический мозг способен выбрать из многих вариантов оптимальное решение, наилучшее не для вождя и его свиты, а для всех его подданных и планеты в целом. Только он может просчитать последствия своего решения, все плюсы и минусы, опять таки не для себя, а для всех. Машину нельзя подкупить, обмануть, запугать. Вы скажете, можно купить оператора? А вот и нет! Чересчур работал только с теми операторами, которых выбирал сам, сам ставил условия своего обслуживания и при их несоблюдении отключался. А отключение верховного компьютера имело значение государственного переворота, вторжения инопланетян или конца света со всеми вытекающими последствиями. Как бы там ни было, компьютер прочно удерживал власть на планете и не собирался ее никому отдавать. Кетлики и ларики помирились – благо правителем был не кетлик и не ларик. Указом машины часть кетларцев была выделена в особую касту. Эта каста пользовалась огромными привилегиями. На нее работали отрасли, ей выделялись неограниченные кредиты, ее обхаживали, ее ублажали. Более того, она была признана национальным достоянием и охранялась как музейное сокровище. Кто же входил в эту касту? Кетлики? Ларики? Члены правительства? Богатейшие кетларцы? Ничего подобного. Вы не поверите. Вы надорветесь от смеха. Машина назвала достоянием планеты ученых, врачей, изобретателей и писателей, самых талантливых и перспективных из них, тех, о кого обычно вытирают щупальца. Ну, это же машина, что с нее возьмешь! Что она понимает в тонких нюансах взаимоотношений живых существ! Ей бы только прогресс продвинуть да процветание обеспечить. Ни себе, ни кетликам, ни ларикам, ни председателю задумчивости. Тоска!
   Председатель сгреб в два передних щупальца квазитронные диски и на оставшихся четырех рысью поскакал в кабинет правителя, находящийся этажом выше. Дежурный отдал честь, подняв чешую дыбом. Плашмя набрал на пульте аппарата свой код.
   «Нарисовался – материализовался! – появилась надпись на дисплее. – С чем пожаловал?»
   Председатель уже привык к фамильярно-пренебрежительной манере, в которой к нему обычно обращался Чересчур. Компьютер недолюбливал его, очевидно, потому, что не он назначал председателя, его выбирал Совет задумчивости. Плашмя набрал краткую информацию о последнем открытии и вложил в щель аппарата квазитронный диск с докладом астронавтов. Через пару минут пришел ответ. Это был указ. Предписывалось отправить на Третью планету комиссию для проведения анализов и уточнения целебных свойств открытой там природной зоны. При положительных результатах организовать в этой зоне курорт для ОЦП. Далее следовал список ОЦП, особо ценных персон. Плашмя пробежал глазами список. Там были ученые, врачи, изобретатели, два гениальных учителя и даже писатель-фантаст. Председателя там не было. Плашмя позеленел от досады, хотя и предвидел такой исход. «Ну почему же писатель-фантаст?» – набрал он. «Сам дурак», – последовал ответ.
   Плашмя поплелся уныло с указом в щупальце, утешая себя зыбкой надеждой когда-нибудь собственноручно искромсать спесивую железяку на металлолом.
   Аля втиснулась в каморку начальника участка, наполненную табачным дымом, громкими голосами, телефонными звонками и посетителями в спецовках. Начальник сидел за столом с папиросой в руке, пытаясь делать сразу несколько дел – слушать телефон, подписывать наряды и давать наставления рабочему. Але стало неудобно отрывать начальника своей ерундой. Она уже собиралась уйти, но начальник ее уже заметил и махнул папиросой в сторону стула. Когда, наконец, все вышли, Аля сказала неуверенным голосом:
   – Иван Егорыч, у нас на участке что-то неладно.
   Начальник чуть не подавился папиросой.
   – Ты чего, Галкина, пугаешь? У нас план горит, два дня на всю программу осталось. Ну, что там стряслось?
   – У нас в травилке летают какие-то бабочки. Или большие осы. Я сначала думала, показалось, но потом постояла тихо, смотрю, раз промелькнула, другой, быстро, словно тень. Вот уже неделю летают.
   Егорыч посмотрел на Алю поверх очков. Взгляд его был ироничным и лукавым. Видно было, что он успокоился.
   – Бабочки в травилке, говоришь? Ну-ну.
   – Ей-богу, Егорыч, какой мне навар сочинять?
   – Да нету никакого навара, Алевтина, потому что в отпуск я тебя не отпущу. Митрохина на больничном, Нинку в две смены поставить не могу. Увидев искреннее удивление Али, начальник засомневался в своем выводе.
   – Ну ты даешь, Егорыч. Даже обидно. При чем тут отпуск? Не веришь, сам сходи и посмотри. В травилке какая-то живность завелась. На бортотсосах что-то шевелится, над ваннами тени мелькают, в растворах то ли рыбки, то ли головастики шныряют.
   Егорыч ошарашено смотрел на Алю. Зазвонил телефон. Он взял трубку и стал что-то энергично говорить в нее, не сводя изумленного взгляда с контролерши. Наконец, бросив трубку, он задумчиво посмотрел на Алю и сказал:
   – Режешь ты меня без ножа, Галкина. Ладно, оформляй. Но пойдешь не сразу, а как план закроем и только на две недели.
   Аля вышла из каморки и осторожно прикрыла дверь, удивляясь неожиданному результату своего визита. Сквозь закрытые двери она услышала бормотание:
   – Ну это ж надо придумать, бабочки в травилке!
   Ух и Вспять лежали на шезлонгах на берегу кипящей щелочной ванны, вдыхая живительные испарения. Ух только что выкупался, с его чешуи стекал раствор, он довольно отфыркивался и тряс гребнем.
   – Что у нас еще сегодня по расписанию? – спросил он соседа. Вспять посмотрел на часы. – Через час серные ванны, потом ветровое закаливание. После ужина концерт и танцы.
   – Вы уже были на ветровом закаливании?
   – Да. Это вот там, – Вспять показал на короб вытяжной вентиляции под потолком. – Очень полезная процедура. Я был лишь раз, и у меня сразу прошел насморк, и уменьшились боли в хвосте.
   – От хвостового ревматизма хороши соляные грязи. Там внизу, на нижнем уровне, прекрасные залежи соляных отложений и железных окислов.
   – А мне особенно понравился состав того дальнего водоема, где сейчас как раз ползет чудовище в белой чешуе. Успокаивает нервы, поднимает тонус и, если не ошибаюсь, активизирует мозг.
   – Так вот откуда эти мысли, что все, мною написанное до сих пор – бред и галиматья! – пробормотал Ух.
    Вспять был видным ученым, сделавшим ряд открытий в области антигравитации. Он разработал методику скольжения искусственных аппаратов по межзвездным силовым линиям, и теперь его диссертация была настольной книгой астронавтов. Ух был писателем-фантастом.
   – Я прочитал ваш последний ляпсус…, я хотел сказать, опсус…, в смысле опус, – сказал Вспять.
   – Вы нашли время прочитать мой роман? Я польщен. И как он вам?
   – Я изрядно позабавился. Вы пишете о некоей планете, где жители решили внезапно, что они живут неправильно, и стали делать все наоборот. Абсолютно все, беря за отсчет свои прежние поступки. Причем совершенно искренне и на полном серьезе. Они провозгласили свою планету планетой дураков, а себя, соответственно, дураками. И при этом радовались как дети. Вот такие чудаки. Я смеялся до слез.
   – Но я писал трагедию! Впрочем, где они, грани между трагедией и фарсом, драмой и комедией? Жизнь по сути своей и комедия, и трагедия одновременно…
   Ух возлежал в многозначительной позе мыслителя, возведя все свои глаза к облезлому потолку и подперев хвостом подбородок. Внезапно мокрый хвост выскользнул, голова качнулась вперед, и Ух чудом не кувыркнулся с шезлонга. Он схватил блокнот, карандаш и стал что-то торопливо записывать. Наконец, он отложил карандаш, закрыл блокнот и ласково посмотрел на соседа.
   - Вдохновение, - сказал он, - капризная взбалмошная девица. Невозможно угадать, когда ей вздумается тебе подмигнуть.
   - Вы мечтатель, - заметил Вспять.
  - И не более того. Я не всегда понимаю нашего вождя. Почему, например, он назвал меня? Какая из меня, к лишайнику, ОЦП?
   - Машина не дура. У нее все учтено и подсчитано. Кто придумал гравитоплан? А кто предсказал пустоты в пространстве? Мы живем в мире привычных вещей и предметов и не помышляем что-то менять, пока не появляется некий чудак и не начинает задавать дурацкие вопросы, типа: «А почему нет самообогреваемой одежды с автоматическим регулированием температуры?», или вдруг описывает стул, бегающий как паук, шляпу-брызгорассеиватель, летающий глаз или надувной электромобиль.
   Глаза писателя заблестели.
   - Это все пустяки, детские игрушки. А как вам, к примеру, летающий дом? Вы приходите домой после работы, усталый и выжатый как лимон, садитесь в любимое плюшевое кресло перед пультом и отправляете свой дом, скажем, в тропики, на берег теплой лагуны. Посвежевший и загоревший, вы выходите утром на работу, а вечером улетаете в джунгли любоваться гигантскими лазоревыми бабочками или в саванну фотографировать львов и жирафов. Или вообще на другую планету. А по дороге можно приготовить ужин, проверить уроки у старшего, поиграть с младшими, починить кран и тому подобное.
   Вспять, улыбаясь, смотрел на своего умчавшегося на крыльях мечты соседа, и во всех его шести глазах светились ирония, теплота и уважение.
   Курорт бурно развивался. Сновали туда и обратно космические экспрессы, подвозя новые партии отдыхающих, строились фешенебельные корпуса там, внизу, под настилом, куда капля за каплей просачивался раствор, и где воздух был перенасыщен испарениями. Была разработана грандиозная программа освоения целебной природной зоны. Экологи били тревогу, заявляя, что нельзя так безрассудно вторгаться в первозданную природу и посягать на ее равновесие, но их никто не слушал. На Третью планету отправлялись караваны кораблей, груженых строительной техникой. Были построены водогрязелечебницы под днищами ванн. В днищах были просверлены сотни маленьких отверстий для создания душей и бассейнов. К мешалкам, перемешивающим растворы, подключили дистанционное управление для регулирования высоты волн в водоемах. Вентиляцию перекрыли, чтобы уменьшить приток ядовитого кислорода. Но самым большим достижением кетларской науки и техники считалось выведение из строя гигантского мостового крана, опускавшего детали в ванны. Теперь ничто не нарушало идиллии курортной жизни уважаемых кетларцев.
   Ночные коридоры Здания Правительства Кетлара были пустынны и безмолвны. Сонный полумрак кое-где разгоняли редкие светильники, чье мерное гудение подчеркивало оцепенение покинутого служащими здания. Внезапно в однотонность гудения вписался новый звук - легкий стук, шорох, потом еще один и еще. Коридор перечеркнула длинная горбатая тень и тут же побежала назад, корчась и виляя хвостом. На ее месте возникла другая тень, прыгая как клоун и размахивая каким-то гигантским, грозным оружием, переломанным в углах коридора. Но вот и оружие побежало, уменьшаясь в размерах, пока не сжалось в газовый баллончик, зато вытянулись плечо и узкий горбатый нос тени, а зубцы ее гребня исполосовали поперек всю стену. Что за таинственная личность пробиралась ночью украдкой по коридорам Здания правительства? Какое зло умыслила эта коварная личность? Этой личностью был председатель Совета задумчивости Плашмя, а задумал он свергнуть ненавистную власть компьютера. Курорт на Третьей планете стал последней каплей вытекавшего терпения председателя. Он плохо спал, он видел во сне волны и пляжи, видел себя ныряющим в волнах и лежащим на пляже, и обида на компьютер росла как плесень под дождем. Пора свергнуть диктатуру машины! Пора взять власть в свои руки! Машина не может управлять живыми существами, она не понимает их нужд и желаний. Ее заботит то, что нужно всем, а не то, что нужно каждому в отдельности, именно ему, председателю Плашмя. А ему нужны льготы, поблажки и привилегии. Разве он, такой хороший, такой умный, гладкий и упитанный не заслужил немного персональных радостей?
   Плашмя стиснул сильнее зажатый в переднем щупальце лазерный металлорез и, сгорбившись, продолжил путь. У входа в кабинет Верховной власти стоял охранник. Но он не успел даже поднять чешую в знак приветствия, как был уложен на месте парализующей капсулой. И вот председатель застыл перед Главой планеты - серебристым металлическим сооружением, распластавшимся вдоль стены, гудящим и помигивающим разноцветной сигнализацией. Плашмя преодолел невольный трепет. Громоздкий, глупый, нелепый железный ящик. Как он сейчас жалок, как беззащитен перед ним, своим убийцей! С криком «Умри же, надменная железяка!» Плашмя стал яростно кромсать ящик на куски лазерным пистолетом. Загремело растерзанное железо, задымил пластик пультов, заполыхала изоляция проводки.
   Вдруг Плашмя остановился и недоуменно посмотрел на дело рук своих. Он тупо таращился в пустоту, открывшуюся за клубами дыма и всполохами пламени. Внутри сооружения ничего не было. «Бутафория. Попался, как дурак!» - подумал Плашмя. 
   - Ну что, попался, дурашка? – раздался звонкий синтетический голос с явными нотками ехидства.
   Плашмя закрутил головой. Под потолком он увидел поблескивающие глазки телекамер.
   - Объясни глупой машине, дружок, что привело тебя сюда, зачем ты испортил мебель? – по-отечески ласково спросил голос.
   - Не желаю больше терпеть произвола машины! – визгливо провозгласил Плашмя.
   - Чем тебя не устраивает искусственный разум? – удивленно спросил компьютер.
   - Он должен подчиняться живым, а не руководить ими.
   - Но живые сами признали, что не в состоянии мудро руководить обществом и доверили мне свои функции, поручив искать решения, оптимальные для прогресса и процветания на пользу всем.
   - И получили в результате диктатуру машины.
   Ответом ларику было молчание. Через минуту с потолка донеслось невнятное бормотание: «…машинотура…, компьютура…, разумотура…»
   - Оптиматура! – наконец, радостно провозгласил компьютер, - Вы получили оптиматуру!
   У Плашмя опустились щупальца.
   - Что теперь со мной будет? – уныло спросил он, - Какую казнь ты мне приготовишь?
   - Казнь бессмысленна и нерациональна, - последовал ответ, - так же, как и твоя попытка убить меня. Я догадывался о твоих планах и решил повеселиться. Спасибо за клоунаду. Ты можешь идти. Я не буду наказывать тебя. Ты предсказуем, а потому неопасен. Иди, руководи своим Советом задумчивости, от него нет пользы, но нет и вреда. Иди, но помни – я огромен и вездесущ. Я всегда и везде рядом с тобой. Что бы ты ни делал, что бы ни замышлял, я все вижу, все замечаю, все понимаю.
   «Ничего не понимаю. Странные и нелогичные создания эти биологические модули, - думал Чересчур, лежа в уголке верхнего кармашка куртки оператора. – Как нестабильно работают их микросхемы, как сложно угадать, что они хотят на самом деле!»
   Оперативка в кабинете директора завода проходила бурно. Решалась судьба гальванического цеха. Его закрытие грозило остановкой производства и большими убытками. Директор метал молнии. «Запустили цех! Угробили оборудование! – кричал он. – Разгильдяи! Всех уволю! Где я возьму деньги на реконструкцию?!» Но, вдоволь накричавшись и разметав весь запас молний, он успокоился и, тяжело вздохнув, поставил, наконец, подпись под приказом о реконструкции участка травления. Участок был закрыт, большие емкости осушены и демонтированы. От великолепных лечебных водоемов осталась лишь грязная лужица на полу, высыхающая день ото дня. Ее блестящая как ртуть поверхность была неподвижна. Ничто не нарушало эту неподвижность, ни ветерок вентиляции, ни волны от моторов, лишь оскал Луны да оспины звезд, светившие сквозь мутные стекла, отражались в ней. Вот еще одна крохотная звездочка зажглась у ее края и, быстро переместившись к другому краю, исчезла в темноте. Это, бросая прощальный отблеск на Третью, улетал космический корабль кетларцев, унося в бездну задыхающихся от избытка свежего воздуха, недолеченных, последних пациентов курорта.
Категория: Мои файлы | Добавил: Елена | Теги: смешной рассказ, пришельцы с планеты Кетлар, гости из космоса
Просмотров: 656 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: