Сознание, подсознание и мышление с позиций философской системы ФРЭС

  В статье рассматривается продукция деятельности головного мозга. Принято рассматривать реакции мозга как проявление активности сознания и подсознания. Хотелось бы понять, что есть каждый из этих режимов работы мозга, насколько они разъединены или взаимосвязаны, каковы причины их разделения, какова материальная основа и база их функционирования.

Чтобы найти потерявшуюся вещь, лучше всего не метаться в суматохе по квартире, обшаривая все углы, а сесть и подумать, где она может быть, где она была перед тем, как пропасть. Это правило применимо при любом поиске. Важно, прежде всего, определить, как исторически сложилось формирование рефлексных нейронных структур, и как зародились зачатки осознанного реагирования. Сделать это можно, анализируя различия существ по типу реагирования в порядке возрастания сложности организмов по таксонометрической классификации. Расположение зон системы реагирования и распределение их функций можно определить опосредованно, исходя из целесообразности их распределения, рассматривая их возникновение и развитие в исторически сложившемся процессе возрастания сложности организмов. Затем можно более уверенно искать их признаки в зонах мозга высших животных и человека.

Даже у самых простейших организмов существует разделение информации на хранимую и получаемую. Что есть простейший организм как система реагирования? Это датчик-сенсор изменений среды, выдающий сигнал, матрица с записанным на ней алгоритмом действий, каналы передачи информации с датчика на матрицу и с матрицы на исполнительные органы. Разберем функции и преобразования каждого звена цепи.

Датчик меняется с изменением среды. Его функция – мониторинг, простое следование смене мгновений и течению процессов, влияющих на его состояние. Эти свойства, безусловно, относят его к категории активного оператора. Каналы передачи сигналов в процессе реагирования также       играют роль операторов, то есть относятся к оперативной системе. Если звенья, изменяющиеся со сменой мгновений, можно назвать операторами, а их деятельность оперативной, то матрицу с хранящимся на ней алгоритмом реагирования надо отнести к категории архиватора. Она не меняется с изменением среды. Она вообще не меняется у конкретного простейшего организма. Ее изменение происходит в результате мутаций в ходе эволюционного процесса.

Стоит уточнить, что в этой статье нет разбора морфологических особенностей звеньев системы реагирования. Звенья рассматриваются как обобщенные функциональные элементы системы в философском контексте рассмотрения ее деятельности.

Какова основная функция системы реагирования? Согласно философской системе ФРЭС каждое отдельное мгновение статично. Динамика пространства – результат быстрой смены мгновений (срезов времени) и происходящего при этом энергетического изменения пространства. «Сознание также является частью среза времени и существует только в данный момент. Но вся предыдущая и вся последующая жизнь человека содержится в нем в закодированном активном состоянии и активно влияет на структуру среза времени, вклиниваясь в объективные непосредственные ощущения в виде мыслей, воспоминаний, выводов, планов и прогнозов. Мозг постоянно восстанавливает прошлые срезы своего состояния... Прошлые срезы времени восстанавливаются мозгом непрерывно, пока мозг работает. В этом и заключается работа мозга – восстанавливать в сознании прошлые срезы времени по признакам аналогии с текущим мгновением, восстанавливать комплексы срезов, следующих друг за другом, создавая ситуацию…  Задача мыслительного органа живого существа – накладывать прошлые воспоминания на текущий момент и, прогнозируя его дальнейшее развитие, влиять на изменения, проектируя будущие срезы времени, предвидеть и обеспечивать будущие кадры фильма жизни…» (статья «Пилотный интеллект…»).

По мере усложнения условий существования и освоения новых зон обитания усложнялась и система реагирования организмов. Усложнение шло и по морфологическому направлению и, что еще более важно, по пути совершенствования и качественного изменения взаимосвязи между оперативными и архивными элементами системы. Возникла возможность влияния оперативных систем на архивные, то есть в течение жизни организма ее обстоятельства и условия стали воздействовать на архивную матрицу алгоритмов реагирования. Иначе говоря, возникли условные рефлексы. Эти усовершенствования, тем не менее, не изменили категорию матрицы – она осталась архивной. Появились лишь дополнительные нейронные образования, призванные вносить в архив изменения. Надо еще раз уточнить, что морфология этих образований здесь не рассматривается, и потому названия структур, известные в психологии и медицине, не упоминаются. Рассматривается лишь роль этих образований в философском ключе для понимания сути функционирования биологической системы реагирования.

В арсенале выживания появилась новая техника обратной связи архива и оператора. Можно предположить, что она была создана на конструктивной и технической базе прежней матрицы. Если задеть морфологию, она должна быть обязана появлением новым, дополнительным генам и, следовательно, размещена на новых позициях, где-то рядом с неизмененной архивной матрицей. Это образование или наслоение должно было запоминать характеристику сигнала при его стойком повторении и, прерывая архивный сигнал, выдавать свой вариант алгоритма поведения. При стойком исчезновении сигнала оно должно было разомкнуть свои синапсы и отсоединиться от цепи. Причем, сигнал нового образования должен был восприниматься архивной матрицей как внешний.

К какой категории отнести новые наслоения, к оперативной или архивной? Это, безусловно, архив, но архив мобильный. Записи в нем стабильны, а их использование регулируется проводимостью контактов, которая при повторении сигналов увеличивается, при их исчезновении теряется (здесь можно помнить собаку, вошедшую в историю под псевдонимом «Собака Павлова»).

Убегание, хватание, отдергивание и другие примитивные реакции в ответ на сигнал – вполне успешная программа, которая обеспечивала существование и процветание большинства организмов Земли в течение миллиардов лет. Что дальше? Следующим этапом развития системы реагирования должно было бы стать улучшение такого рода. Неплохо было бы для выживания организовать систему экстренного реагирования на внешние обстоятельства. Система «опасность-реакция» должна включать датчики-операторы, систему соединений, основную и мобильную архивные матрицы и некое наслоение, придающее программе гибкость. В зависимости от сложности ситуации желательно иметь несколько алгоритмов действия и выбирать из них оптимально благоприятный вариант.

В реальности усложнение системы реагирования шло не столько путем усовершенствования имеющихся подсистем, сколько путем формирования новых нейронных областей. Так создается кондитером слоеный торт, в котором разнофактурные и разноцветные слои не только не перемешиваются, а даже отделяются друг от друга прослойкой крема. В коржах системы реагирования тоже есть прослойки – переключающие реле. Вот на слой основной (генетической) архивной матрицы укладывается слой мобильной архивной матрицы, кодирующей условные рефлексы. Сверху кладется корж с набором альтернативных вариантов реагирования и корж с аналитическими зонами.

Есть основания предполагать, что каждый из «коржей» нейронной системы головного мозга, то есть нейронных образований, приобретенных в разные периоды становления вида, функционирует достаточно автономно. Для него сигналы, поступающие от верхних, более поздних слоев являются внешними, адекватными входящим сигналам датчиков-операторов. Подсистема обрабатывает эти сигналы как данные, пришедшие из среды, и выдает реакцию, соответствующую сенсорной информации. Видимо, функции верхних, более поздних образований и заключаются в модуляции входящих сигналов для корректировки реакции архивной матрицы. Почему возникает такое предположение? Потому что так должно быть. Организм, обладая исходной матрицей, является жизнеспособным. Любое вмешательство в структуру исходной (генетической) матрицы, создававшейся миллионы лет, грозило бы исказить штатные режимы функционирования. Организм не подвергает себя этой угрозе. Он просто приобретает дополнительный страховой полис на случай экстремальных обстоятельств, резких природных изменений, а также для дополнительной возможности занять природную нишу, не пригодную прежде для выживания. Возможно, в редких случаях мутаций, организм дополнится хитростью и смекалкой для победы в борьбе за лидерство и передаст большему числу потомков свои мутантные гены.

Предположение о том, что все ранние и поздние нейронные наслоения работают автономно, приводит к определенному выводу. Разные нейронные структуры, получающие сигнал от датчиков-операторов по собственным каналам доставки, обрабатывают этот сигнал одновременно и автономно, каждая по своим законам и правилам. Куда выдаются результаты этой обработки?

Предположим, архивная матрица отправляет командный сигнал, как ей и положено, по каналам управления действиями. Более поздняя система, мобильная матрица, чтобы ее команда возымела действие, должна выдать наряду с директивным сигналом сигнал торможения команды архивной матрицы. Зона самой поздней формации, аналитическая, тормозит (или пытается тормозить) командные сигналы всех ранних образований. Другой вопрос, насколько ей это удается. Бывают ситуации, когда анализ запаздывает, и зоны инстинктов и рефлексов по привычке спасают положение. Но в общем случае до архивных матриц доходят сигналы, отфильтрованные и модулированные системами анализа – сознанием и подсознанием. Они и вызывают выработку нужной реакции организма. Системы анализа управляют мыслями, планами, намерениями, но гормонами, то есть эмоциями, управляют архивные системы. Они регулируют изменение ритмов жизнедеятельности в ответ на внешние угрозы (роль систем в штатном жизнеобеспечении организма здесь не рассматривается).

Займемся структурами, названными выше системами анализа. Это не инстинкты или безусловные рефлексы (архивная матрица). Это не условные рефлексы (мобильно-архивная матрица). Эволюция должна была создать более гибкую систему, отслеживающую малейшие колебания среды и выдающую безошибочное решение. К этому были предпосылки – потребность и материальная база. Нейрокортекс – это самое верхнее наслоение системы реагирования с увеличенным числом перекрестных связей и уменьшенным числом прохождений сигнала, требуемых для образования устойчивого канала связи.

Итак, система реагирования не является цельной, комплексной, идеально сбалансированной системой (не путать с системой жизнеобеспечения). Она скорее древний агрегат, модернизированный под новые условия и состоящий из автономных блоков, образованных в разное время и выдающих разные команды, сигналы которых проходят или тормозятся другими блоками в зависимости от обстоятельств.

Чем сложнее мозг и выше его организация, тем неопределенней и нечетче отражение им единственно реального мгновения. Можно сказать, мозг живет одновременно во всех тех отрезках времени, которым он был свидетелем и которые сохранил в памяти. Отсюда такая сложность и запутанность восприятия действительности. Согласно философской системе ФРЭС пространство и время объединены через структуру пространства. Оно состоит из единиц концентрации энергии, ячеек, с длительностью существования (то есть архивации энергии в конкретной точке пространства и времени), равной мгновению. Обладание какими свойствами создало бы для организма наиболее благоприятные условия существования? Чтобы успевать за изменениями пространства-времени, организм должен улавливать эти изменения, распознавать их, определять их направленность, то есть составлять прогноз, определять свои действия для защиты или обеспечения потребностей. Эти требования подразумевают наличие сенсоров, архивных нейронных копий событий, архивных решений и алгоритмов реагирования, активирующихся в нужное мгновение, и оперативного анализатора в виде дуэта сознания и подсознания.

Что следует отнести к сознанию? Из разнообразных трактовок этого слова, по-видимому, правильнее всего было бы применить его исконное значение, смысл, вложенный в него народом - создателем языка. Он отражается в выражениях «потерять сознание», «прийти в сознание», «бессознательное состояние». Сознание – это знание того, что происходит с тобой и вокруг тебя. Иначе говоря, под сознанием стоит понимать все то возбуждение зон нейронных сетей мозга, которое вызвано сигналами органов чувств, в том числе и участки аналитических зон коры с оценкой и выработкой прогнозов и планов. Аналитическая зона – не обязательный атрибут сознания. Муравей, ощупывающий усиками препятствие, не обладает солидной аналитической зоной, хотя и оценивает ситуацию и принимает решение, то есть находится в сознании. Даже если лишить нервную систему всех органов чувств, останутся внутренние ощущения, идущие от органов, мышц и кожи, то есть остается сознание. Когда человек засыпает, сознание временно отключается. Работают все автономные «автоматизированные» системы. Работает мозг в автономном, не зависимом от сознания, режиме. Если понять принципы его функционирования в это время, можно отделить режим сознания от других режимов его работы.

Итак, что отключается в «спящем» режиме мозга? Органы чувств, все ощущения отключаются. Зона мониторинга ситуации, анализа, прогноза, оценки ее развития и выработки поведения бездействует. Активно работают многие другие зоны мозга. Что приводит их в активное состояние и зачем?

По идее в этот период должны восстанавливаться потраченные ресурсы. Что было потрачено? Медиаторы и микроэлементы, поддерживающие в напряжении нейронные и сосудистые системы мозга. А зачем тогда снятся сны? Или они побочный продукт чего-то? Чего? 

Надо полагать, при активном состоянии сознания связи замыкаются не только под воздействием возбуждающих сигналов оперативных систем – органов чувств и аналитической коры. Связи могут замыкаться между собой просто потому, что они составляют единый нейронный ансамбль, связанный воедино через разветвленные нейроны структур памяти в ансамбль, кодирующий какое-то мгновение, точнее, ощущение и впечатление, испытанное организмом в это мгновение. В ансамбль входят нейронные узоры мгновенного возбуждения разных или, возможно, всех существующих зон коры мозга – зрительной, слуховой, речевой, обонятельной и других. Причем те же или схожие узоры возбуждения одной какой-нибудь зоны могут входить в разные ансамбли, кодирующие разные ситуации. Тогда возбуждение определенного узора в определенном ансамбле может вызвать возбуждение другого ансамбля с тем же узором в зоне. Так рождаются ассоциации, основа процесса мышления. Кроме того, ансамбли нейронов, кодирующие отдельные мгновения, соединены последовательно в цепочки, кодирующие процесс, протяженный во времени. Возбуждение одного ансамбля вызывает возбуждение другого, следующего за первым по времени и так далее. Эти связи наработаны опытом и, замыкаясь без участия сознания, разгружают его при знакомых и отработанных действиях. Сознание лишь задает им направление и наблюдает. Оно может даже переключиться на что-то другое, тогда задание выполняется автоматически.

Архивные матрицы принимают живое непосредственное участие в работе сознания и выдают эмоционально-гормональную оценку, стимул для выбора алгоритма действий. Нейронные ансамбли, возникающие в коре, являются для них входящим сигналом. В штатных ситуациях, когда нет необходимости в экстренных действиях, непосредственные сигналы с оперативных датчиков на матрицы и с матриц на исполнительные органы (или один вид) тормозятся сознанием. Во сне матрицы функционируют в рабочем режиме. Их реакцию вызывают сны.

Сны представляют собой связанные сюжеты, где события реальны или хотя бы непротиворечивы и следуют одно за другим, подчиняясь како-то логике. Часто их можно связанно пересказать. Следовательно, работает структура памяти, зрительная, слуховая, речевая зоны, какая-то часть аналитической зоны, образуя нейронные ансамбли без участия сознания. Видимо, эту деятельность мозга и следует называть подсознанием. Подсознание не требует от сосудистой и нейронной систем подвода дополнительного питания, в котором нуждается осознанно-аналитическая деятельность. Оно оперирует готовыми решениями. Как это выглядит? Нейронный ансамбль определенной конфигурации создается при работе сознания, активируясь под действием оперативных сигналов. Он с участием гормонов архивных матриц фиксируется с помощью ветвистых нейронов, связи от которых выводятся в структуру памяти. Теперь при активизации даже части нейронов этой конфигурации возбуждается весь ансамбль плюс гормонально-эмоциональная оценка. Часть нейронов ансамбля может замкнуть сходные или близкие по конфигурации ансамбли и наверняка замыкает, но они обычно тормозятся сознанием при участии оперативных сигналов, поступающих извне. Если же сигналов нет, они не тормозятся. Возбуждается целый каскад нейронных ансамблей-ассоциаций, называемых снами. По тем же принципам протекает медитация – состояние на грани сознания и подсознания, когда сознание то проявляется, то исчезает.

Что происходит во сне? Какое-то тревожащее или тревожившее когда-то воспоминание дает толчок вереницам нейронных ансамблей, составные части которых подбираются хаотично. Скорее всего, сны – побочный продукт ночной работы мозга, который переходит из одного режима в другой. Глубокий, «спящий» режим сменяется режимом проверки жизненных функций, потом наступает режим контроля внешней опасности (враг не дремлет!), потом режим создания и накопления биохимических веществ. Чередование режимов обеспечивает лучший контроль над внешней средой и большую безопасность.

Какие именно вещества тратятся для обеспечения работы сознания в период бодрствования и накапливаются во время сна, вопрос не философский, а морфологический. Возможно, требуют компенсационной разгрузки и восстановления пути проводов нервных импульсов и кровоснабжения. Об этом скажет морфология. Производится ли во сне анализ событий, записанных днем? В этом есть большие сомнения, несмотря на общепринятые взгляды. Утро вечера мудренее за счет свежести и обновления оперативно-аналитических зон мозга и каналов связи, а не за счет подсознания, которое якобы ночью втихушку проанализировало проблемы и нашло решение. Нужный ответ может быть получен случайно, когда хаотичный поток ассоциаций натолкнется на их логичное сочетание, и частично работающее или периодически подключаемое сознание запомнит этот момент.

Какие-то ансамбли стираются во сне, те, что не записаны в память усилиями архивных матриц, а держатся вместе за счет замкнутого круга циркуляции импульсов временной памяти. Стоит разомкнуть круг, убрать зацикленность, и мозг освободится от тяжелой ноши лишних забот, от тревог, сиюминутных и временных, и от траты драгоценных ресурсов. Этот замкнутый круг циркулирующего возбуждения, удерживающий событие во временной памяти, держит в поле зрения сознания все события дня. Это и поездка в автобусе, и обед в столовой, случайная встреча со знакомым, даже колючий ветер в лицо или слякоть под ногами. Все это многообразие мелких событий резвой стайкой курсирует по замкнутому кругу, возбуждая образы то одного, то другого из них, отчего к вечеру голова становится похожа на тяжелый гудящий улей. Ночью большинство из временных кругов циркуляции размыкается. Остается в оперативной памяти лишь самое важное, то, что отметили галочкой архивные матрицы.

Когда сознание вырабатывает решение, это решение записывается в виде нейронного ансамбля – схемы намерения. Например, если надо вскипятить воду для чая, возникают образы кухни, водопроводного крана, чайника. Ансамбли этих образов держатся в памяти в режиме возбуждения. Для этого вырабатывается гормональный сигнал выполнения поставленной задачи, который будет держать в напряжении сосуды мозга и замкнутые цепочки временной памяти, пока задача не будет выполнена. Выполнение задачи активизирует выброс гормона удовлетворения. Какие функции выполняет подсознание? Если сознание занято выполнением задачи, все идет штатно, порядок действий контролируется. Если сознание отвлеклось на посторонние мысли или события, работает только подсознание. Образы сохранятся, но последовательность действий может быть нарушена. Мы придем на кухню, посмотрим на кран и будем гадать, зачем пришли и что надо сделать. Хорошо еще, не успеем сделать что-нибудь смешное, и  работающее сознание остановит дальнейшее неосознанное развитие цепочки ансамблей. Когда сознание отключается, возбуждается неконтролируемая череда нейронных ансамблей, вполне логичная, но не связанная с моментом.

Разные невесть откуда взявшиеся негативные реакции включает не некое таинственное подсознание, человек в человеке, разум в разуме, а ассоциативный комплекс, возникший из самого стандартного «сознательного» ансамбля нейронов, вызванного оперативными агентами – датчиками и сознанием, выполняющим программу. Как язык крутится вокруг больного зуба, так ассоциации с травмирующей ситуацией сильнее всех прочих. Отдаленный намек, напоминание, некоторое сходство воскрешает череду ассоциаций, врезанную в память тяжелым переживанием и, естественно, вызывает рефлексную реакцию защиты. Напоминание о травме вызывает повторение защитной реакции.

Психологи, как все представители человеческого вида, склонны к мистицизму и волшебным сказкам. Фантазии – побочный продукт чрезмерной тонкости восприятия мозга. Полезнее и достовернее найти рациональное практическое объяснение психическим процессам, чем прибегать к мистическим образам раздвоения и растроения личности. Видимо причина в том, что архивные матрицы, как уже говорилось, действуют автономно, как и структуры обеспечения жизнедеятельности практически не зависят от прихоти сознания. Эта автономность и наводит психологов на мысль об автономном и своевольном монстре подсознании. И напрасно, это ошибка. Есть только структуры матриц, структуры памяти и оперативные системы с эффектом ассоциативности нейронных ансамблей. Причем для архивных матриц с их эмоциональными выбросами более поздние структуры являются внешними и вызывают такие же по силе реакции, как сигналы датчиков-операторов.

Когда череда ансамблей-ассоциаций натыкается на травмирующую ассоциацию, срабатывает реле опасности. Принимаются срочные меры для спасения – выбрасываются гормоны, возникает возбуждение. Сознание, не понимая, в чем дело, ищет причину в текущих физиологических процессах и без труда находит. В работе организма всегда, в любую минуту, найдутся если не отклонения, то вариации состояния. Замеченный «непорядок» вызывает дальнейшее нарастание стресса. Вся нервная система приводится в готовность для устранения угрозы, идущей изнутри. При этом идет достаточно сильное торможение сигналов от зрительных, слуховых, ориентационных и других наружных датчиков. Оно воспринимается как сбой в их работе и патология, что усугубляет процесс.

Нет оснований считать, что в случае внезапной опасности, угрожающей жизни организма, подсознание или какие-то другие древние уровни мозга берут на себя в обход сознания управление действиями. Конечно, в случае внезапной угрозы в состоянии сильного стресса образ реагирования нервной системы меняется. Не меняется только роль подсистем и порядок их взаимодействия. Можно предположить, что сознание начинает реагировать на большее число пролетающих статических мгновений, добавляя для анализа те мгновения, которые в обычной обстановке пропускаются. За счет этого скорость реакции возрастает или, можно сказать, время для оценки ситуации и принятия решения растягивается. При этом тратится больше ресурсов, задействуются резервные вещества из запасников. Обратная связь аналитической коры не успевает фиксировать состояние нейронной сети. Потому кажется, что сознание отключилось и в решении проблемы не участвует.

Для фиксации в памяти событию необходимо быть протестированным архивными матрицами и вызвать какие-нибудь эмоции. Скучные и неинтересные с точки зрения архивной и мобильно-архивной матриц события игнорируются ими и в памяти не откладываются. Хотя, возможно, запоминается все виденное и ощущавшееся в течение жизни, но «чипы» или кодовые ключи к восстановлению незначительных событий упрятаны куда-то на дальнюю полку или на архивный чердак хранилища кодовых ключей памяти. Но в случае экстренной необходимости и крайне важной для жизни ситуации ключи найдутся, и мы отыщем в своей памяти такие подробности, о которых и не подозревали.

Скорость смены нейронных ансамблей в бодрствующем мозге соответствует скорости метаболизма. У каждого вида биологического организма своя скорость метаболизма. Чем выше скорость, тем выше тонкость и гибкость восприятия, точнее оценка меняющегося мгновения, то есть большее число меняющихся мгновений будет отслежено и учтено при анализе. Многие мгновения жизни записаны в виде кодовых ключей в структуру памяти. При возбуждении внешним сигналом даже малой части узора нейронного ансамбля возбуждается весь ансамбль, и воспоминание восстанавливается в зрительном, слуховом, эмоциональном и прочих ощущениях. Так нервная система отслеживает внешние и внутренние изменения ситуации и составляет алгоритм действия.

Что такое Я? Где оно обитает, в сознании или подсознании? Узнавание и определение себя – это понятие, заученное наряду со всеми другими понятиями и представлениями о предметах и явлениях, как, к примеру, как представление о конфете. Мы говорим «конфета», и в разных областях коры возбуждаются нейронные узоры. Они содержат и вкус, и вид конфеты, шуршание фантика, ощущение липкости во рту, даже знание о вреде сладкого для желудка и зубов. Также и понятие Я, представление о себе, заученное и усвоенное когда-то вместе с другими понятиями. Я обитает и в сознании и в подсознании, оно живет в кодовых ключах памяти со всеми нашими представлениями о себе, подкрепленное инструментами архивных матриц, украшенное чертами, скопированными с любимых героев и спроектированными на себя. Все согласятся, что мы представляем себя совсем не так, как видят нас окружающие. Этот факт также подтверждает заученность, искусственность и условность наших представлений о себе.

Попытаемся понять, что такое сознание и подсознание. Сознание - это, прежде всего, оперативный анализатор сигналов органов чувств. Области сознания – это те структуры, которые отключаются во время сна или наркоза. Сознание есть внимание, оперативное возбуждение коры под действием органов-датчиков и аналитической зоны. Речь – это стимулятор, позволяющий удерживать распределение возбуждения в определенном состоянии, усиливать его, вызывая ассоциации, то есть близкие по содержанию связи. Когда человек утомлен, и сознанию требуется отдых для восстановления затраченных ресурсов, подсознание замещает его под периодическим контролем сознания. Частенько подсознание берет управление на себя, и тогда мы забываем цель действий и делаем на автопилоте смешные вещи.

И сознание, и подсознание применяют накопленный опыт, но разными способами. Подсознание использует разработанные ранее алгоритмы действий, сознание разрабатывает их каждый раз заново. Сознание и подсознание работают в паре, ассистируя одно другому. Подсознание оперирует готовыми решениями. Это ансамбли из памяти, обработанные сознанием ранее ситуации, выводы и принятые решения, упакованные в архив или крутящиеся в цепи текущего намерения.

Многократное повторение действий записывается в матрицу, делая их привычными. Трудно бывает что-то делать только первый раз. Все последующие разы уже контролируются подсознанием. Опыт – это создание матричных блоков памяти.

Сознание – близнец мгновения. Это активация нейронных областей в соответствии с требованиями ситуации в данное конкретное мгновение для оценки ситуации и принятия решения или контроля над его исполнением по программе аналитической зоны. На уровне подсознания  программы аналитической зоны не активны.

Нейроны, находящиеся в режиме сознания, отличаются по уровням возбуждения. Самый высокий уровень – остриё сознания, направленное в каждый конкретный момент на какое-то одно ощущение. Это пробой возбуждения, соединяющий зону, подвергаемую анализу, с анализатором. Острие перемещается с ощущения на ощущение, с объекта на объект. Оценив цвет розы, в следующее мгновение оно переключается на ее форму или аромат. Это как курсор, который постоянно движется по экрану дисплея компьютера, активируя разные функции. И как курсор, острие сознания может находиться в данное мгновение только в одной точке экрана. Вся картина создается последовательным перемещением острия сознания по характеристикам и особенностям объекта. Но если мы только что разглядывали розу, а теперь нюхаем ее, значит ли это, что ее зрительный образ переместился в подсознание? По-видимому, нет. Ее вид переместился на другой уровень энергии сознания. Он продолжает ощущаться нами, связываясь с запахом, формой и окружающей обстановкой в ансамбль и записываясь в память. Для записи требуется неоднократное повторное движение курсора сознания по характеристикам объекта и наличие эмоций, которые он вызывает.

Итак, сознание – не только философская категория, понятие, свойство, форма отражения, иными словами что-то отвлеченное, которое невозможно извне измерить и результат запротоколировать. Сознание – это вполне реальная осязаемая «вещица», острие концентрации возбуждения. Это зрачок нервной системы, хрусталик системы реагирования. Маленькую зону концентрации возбуждения можно наверняка уловить, зафиксировать подходящими приборами, но скорость перемещения курсора сознания слишком велика для имеющегося оборудования. Поэтому на снимках МРТ проявляются большие зоны возбуждения, суммарные траектории движения курсора сознания за промежуток времени, в течение которого он успел побывать и в зрительной, и в слуховой, и в аналитической зонах. Но снимок МРТ – это тоже способ фиксации курсора сознания, подтверждающий, что сознание - это не только категория, но и материальный объект.

В этом свойстве узкой направленности сознания и заключается причина появления рабочего подсознания-заместителя. Вне присутствия курсора глаза смотрят, но не видят, уши слушают, но не слышат, пальцы касаются, но не ощущают. Лишь тогда, когда курсор направлен на сигнал конкретного датчика, сознание улавливает его работу. Курсор сознания управляется командой. Можно его отключить, не отключая сознание, например, смотреть в никуда, словно сквозь предметы и стены.

Как именно выглядит курсор сознания? Это узконаправленный поток электрохимической энергии, возбуждающий самую актуальную в данный момент зону, которая задается внешними сигналами (ориентировочный рефлекс) или командами выполнения программы аналитической зоны. Команды аналитической зоны мозга являются внешними сигналами для нейронных структур. Так курсором животных управляют внешние сигналы. Следовательно, команды аналитической зоны поступают по каналам – аналогам внешних сигналов. Сигнал возбуждения курсора в процессе анализа может распространиться на ассоциативные области, что требует напряжения и концентрации, вызывая быстрое истощение биохимических запасов, или блуждать по нейронным цепям бесцельно в режиме готовности (по аналогии с компьютером – в режиме ожидания). Такой режим экономит ресурсы и разгружает нервную систему. В любом случае наличие курсора сознания равнозначно наличию самого сознания. Видимо, энергия курсора необходима для проведения анализа, формирования новых связей и записи их в структуры памяти.

После всего сказанного можно сделать попытку описать процесс мышления. По-видимому, мышление – не прерогатива сознания. В процессе поиска логических связей, сопоставления данных и отыскания истины принимают равное участие как сознание, так и подсознание (в том значении, которое дано им в этой работе). Сознание начинает поиск ответа, дает старт и вводит исходные данные. Это происходит тогда, когда предмет рассмотрения представляется мысленно в разных ракурсах и максимально точных подробностях. У разных людей толчок к дальнейшему развитию мыслей дают разные зоны мозга, участвующие в отображении исходных данных. Поток мыслей может запустить зрительный образ, произнесенные слова, даже запахи. Часто новые ассоциации вызываются речевыми зонами, задействованными через письмо. Записывание мыслей и повторение написанного про себя – действенный способ поддержания процесса мышления. То есть начинают процесс мышления обычно зоны коры, наиболее развитые у конкретного человека. Они вызывают ассоциации, цепочку следующих друг за другом логически связанных нейронных ансамблей. Этот процесс следует отнести к сфере подсознания. Сознание наблюдает за сменой ассоциаций, проверяет образы на достоверность, соотносит с исходными данными, отвергает, одобряет, дает команду на развитие или меняет маршрут. Короче говоря, сознание управляет запущенным в действие подсознанием. Когда ассоциация удовлетворяет запросам сознания, оно воспринимает его как находку. Отсюда можно сделать следующий вывод. Чем богаче у разума набор ассоциаций, чем выше чувствительность и быстродействие нейронных сетей, когда воспринимаются даже самые слабые и тонкие сигналы, тем лучше память (то есть набор ассоциаций), тем плодотворнее и богаче мышление. Распознавание истины – свойство чувствительного мозга с повышенной реактивностью. Как определить степень достоверности варианта ассоциации? По тому же принципу, по которому происходит смена ассоциаций. Найденный вывод используется сознанием для активации имеющихся ансамблей-ассоциаций, которые подтверждают вывод, если есть в памяти реально достоверная ассоциация, или опровергают, если есть в памяти ассоциации, противоречащие выводу. Здесь тоже играет роль количество нейронов индивида, реактивность и чувствительность нейронных путей и синапсов.

Реактивный и чувствительный мозг склонен к быстрому утомлению и истощению. В решении этой проблемы могла бы помочь морфология, определив список «расходных материалов» мозга и время его подпитки. Средства, которые имеются в арсенале медицины в настоящее время, сосудорасширяющие и спазмолитические препараты, эту задачу не решают.

Есть ли сознание у животных? В контексте данной статьи как средство отслеживания изменений элементарной единицы пространства-времени (статического мгновения) – да, сознание есть у всех активных животных от простейших до приматов. Есть ли у животных мышление? В подавляющем числе случаев у большинства видов мышления нет совсем или оно имеется в примитивном, начальном виде.

Речь играет большую роль в направленном поиске. Она закрепляет ассоциацию, служит якорем, удерживающим корабль мысли на месте под натиском волн и стихий, бушующих в человеческой голове. Привязанная к речевому определению, мысль уже не упорхнет в небо, ее не смоет волной набегающих ассоциаций. Можно снова и снова начинать анализ с записанной фразы и, придя к достоверному выводу, записать и его, чтобы двигаться дальше. Такова функция человеческой речи, и, наряду с обменом мыслями и информацией, значение этой функции огромно.

Отличительной чертой вида homo sapience является составление планов на день, на ближайшее время, на отдаленное будущее. Животные, даже высокоорганизованные, похоже, не способны составлять планы, чтобы потом исполнять их. Они живут под действием минуты, сообразуясь с потребностями, возникающими спонтанно в зависимости от нужд организма, записанных на архивных матрицах или формируемых физиологическими процессами. Их планы – это записанный в память успешный опыт, приобретенный когда-то или скопированный у соплеменников. Человек благодаря речи и способности удерживать и фиксировать мысли имеет возможность более полно удовлетворять свои потребности, разнеся их по времени. Он может спрогнозировать свои будущие потребности и составить план действий по их удовлетворению. Под эти процессы были приспособлены лобные доли мозга. Множество ансамблей, записанных в структурах памяти, имеет ответвления в аналитической коре. Что там происходит? А что должно происходить? Известно, что лобные доли занимаются планированием, составлением программ, постановкой задач. Они задают мотивацию, планируют действия и проверяют выполнение любого отсроченного по времени задания. Но как они это делают?

Планирование – это уже не произвольное появление ассоциаций, а создание нужных нейронных ансамблей с заданной целью. Решение-намерение с неба не сваливается. Оно создается из имеющихся подручных средств в виде нейронных ансамблей, хранящихся в памяти – больше в черепной коробке ничего подходящего нет. Вернемся к нашему чайнику. Задача раскладывается на несколько этапов. Во-первых, надо принять решение выпить чашку чая, во вторых, создать ансамбль – алгоритм действия по выполнению решения, в-третьих, контролировать выполнение алгоритма, в-четвертых, решать непредвиденные задачи, возникающие по ходу выполнения, в-пятых, затормозить все побочные реакции, возникающие в ответ на раздражители по ходу выполнения задания.

Сначала было не слово. Сначала был звонок по внутренней телефонной линии о жажде, голоде или потребности в поднятии тонуса. В ответ возникли нейронные ансамбли-ассоциации с проработанными ранее решениями этих проблем, одно из которых – выпить чашку чая с бутербродом. Быстрый анализ ассоциаций заключается в беглом просмотре процедур и их последствий в данное время в данной обстановке. Наиболее удобным представляется вариант с чаем. Намерение определено. Далее подбирается цепочка нейронных ансамблей – снимков некоторых эпизодов предполагаемой операции. Подъем со стула, движение на кухню, включение газа и т.п. Ансамбли программы подбираются укрупненно и играют роль вех на пути к заветной цели. Программа записывается в ситуационную кратковременную память и циркулирует в коре, а по мере выполнения этапов корректируется и постепенно отключается.

Аналитическая зона мозга способна создавать очень сложные программы и держать их под контролем долгое время. Кроме того, под постоянным контролем внимания держится несколько сложных и простых программ. Есть предположение, что планирование и программирование развилось из речевых команд, которые давали детям родители. Команды аналитической зоны воспринимаются другими областями мозга как внешний сигнал наравне с сигналами датчиков-операторов. Возможно, их основа – ансамбли речевых команд, закрепленные в памяти с детства. По крайней мере, по форме они похожи, похожи даже их интонации. В детстве команды родителей являются безусловной директивой. Стимулы к их выполнению и запоминанию для ребенка внушительны и основательны. Именно на них основано первичное обучение, формирование мозга, первых реакций и рефлексов. Постепенно, по мере взросления, обучения и накопления опыта нейронные ансамбли-команды воспитателей передают эстафету ансамблям-командам внутреннего голоса. Мы командуем собой, сохраняя неосознанно интонации команд родителей и воспитателей. А поскольку речь, как было отмечено, закрепляет ансамбли и запускает цепочки ассоциаций, желанная цель дает толчок к появлению цепочки команд, направленных на ее достижение, то есть к составлению плана. То же относится и к контролю выполнения плана. Естественно, за хорошее поведение малыша хвалят, а за плохое ругают. Все мы родом из детства. Успешное выполнение намеченной программы поощряется чувством радости и удовлетворения, а невыполнение – тревогой и дискомфортом.

Итак, когда мы намечаем действие, например, то же чаепитие, мы мотивируем его потребностями, физиологическими или психологическими, как строгие родители расписываем порядок действия и проверяем результат, за который хвалим или ругаем. Следовательно, планированию, мотивации и контролю мы учимся в детстве как разговору и ходьбе. Аналитическая кора человека формируется в достаточно зрелом, подростковом возрасте. Анализу учатся, а лобные доли создают нейрон за нейроном, как строят дом кирпичик за кирпичиком. Нейронные ансамбли планов, их возбуждение и чередование, кодируются и объединяются с помощью комплексов мелких разветвленных нейронов лобных долей (но о морфологии ни слова).

Данная небольшая статья является скорее концепцией, чем глубинной проработкой темы. Но концепция эта противоречит некоторым общепринятым положениям современной психологии и потому предлагается вниманию как вариант нейронного ансамбля-ассоциации в аналитическом процессе мышления. В ней определены направления, каждое из которых будет разрабатываться дальше для  подтверждения или опровержения сделанных в ней выводов и предположений.

Заметки на данную тему, размещенные в блоге: «Метод лечения неврозов и депрессий», «Так ли хорошо ли много знать?»